Когда я закончил, время еще оставалось. Я поймал такси, доехал до Казанского собора и пошел прогуляться напоследок. От вызова во вражье гнездо я не ждал ничего хорошего.
Я бродил вдоль колоннады и удивлялся, почему всегда считал любимым местом Университетскую набережную, а когда настала пора прощаться с волей, выбрал Казанский собор. Еще я чувствовал себя немного разведчиком-нелегалом в чужой стране, когда он знает, что резидентура провалена, на явках сидят гестаповцы, и не исключает возможности слежки за собой. Я тоже не исключал возможности слежки, иначе зачем было меня предупреждать об аресте? Благородства в Ласточкине я не предполагал, значит, имелся коварный умысел. Я уже давно позвонил из таксофона Славе и обоим Гольдбергам, предупредил, куда и во сколько иду. Маму решил пока не тревожить. Последней я позвонил Маринке.
– Как ты без меня?
– Очень хорошо! – Маринка была, как обычно, бодра и весела. – Ходили с мамой в филармонию.
– Неплохо время проводите, – только и нашелся я.
– У тебя как дела? Разобрался с этими?
– Можно сказать, разобрался. Вообще все путем, тихо и спокойно. Ничего особенного не происходит. – Я решил не обманывать Маринку по мелочам, а поберечь силы на главное.
– Значит, можно приезжать? Я могу сейчас собраться.
– Сегодня уж занимайся чем задумала. – Я не отважился сообщить, что отправляюсь в плен. – У меня все равно дела. Давай завтра вечером я приеду со Славой и тебя заберу.
– Как скажешь, милый. Я тебя люблю! – прощебетала она и отсоединилась.
– Я тебя тоже, – сказал я в гудящую трубку.
Сердце тихонько ныло.
Без пяти минут четыре я вошел в просторный вестибюль Управления по борьбе с экономическими преступлениями, получил у дежурного автоматчика пропуск и поднялся по широкой мраморной лестнице на этаж к Ласточкину.
Постучал в дверь.
– Войдите!
Кирилл Владимирович был на рабочем месте. Я словно перенесся на много лет назад, в двадцатый век, когда меня сажал точно такой же, ничуть не изменившийся лицом и осанкой старший следователь Ласточкин.
– Здравствуйте, Кирилл Владимирович, – бесстрастно произнес я.
– Здравствуйте, садитесь, – специально выделил крайнее слово легавый.
– Благодарю вас, – я добавил в голос елея, сколько мог, нервы были давно натянуты и разрывались. – Я присяду, с вашего разрешения.
Ласточкин кивнул. Он смотрел на меня, как будто ничего не случилось, будто не он, а его брат-близнец наезжал на меня с молодыми бандитами, вымогал деньги и брал в заложницы Маринку. Ласточкин был на своем месте, и место давало ему силу.