– На вашем месте я бы не стал упорствовать. Вы изобличены, и у вас есть только два пути: или сотрудничество с нами, или путь на зону. А я уж позабочусь, чтобы статья была самой позорной. Изнасилование пятилетней девочки вам по душе?
– Я не понимаю, о чем вы говорите. И не обязан давать показания, которые могут навредить мне и моим близким.
– Неужели и со своими подопечными вы так разговариваете? С бытовыми хулиганами, алкоголиками… вы же тоже выбиваете из них нужные показания, – и только следователь произнес эти слова, как один из мордоворотов ударом в плечо бросил Прохорова на пол.
Участкового стали бить ногами. Через пару минут следак бросил:
– Хватит, поднимите его.
Прохорова встряхнули, усадили на табурет. Он сплюнул на бетонный пол кровью. Удивительно, но все ребра и зубы были целы. Лишь губа немного разбита.
– Итак, вы согласны сотрудничать?
И вновь Прохоров все отрицал, от всего отказывался. Наконец, поняв, что в покое его не оставят, он просто ушел в молчанку – сидел и смотрел в пол.
– Вы же понимаете, это только начало, и физическое воздействие к вам применяли далеко не в полную силу. Есть много способов развязать человеку язык. Некоторые называют это пытками, но я предпочитаю называть физическим воздействием. А ведь есть еще воздействие психологическое. Всего одна инъекция – и вы уже не контролируете свою речь, выкладываете все, что знаете. Но до этого, надеюсь, не дойдет. Вы когда-нибудь слышали о таком – ваш член засовывают в патрон от лампочки и провод включают в розетку?
– Ублюдок, – с чувством произнес Прохоров.
– Вы сами виноваты в своих страданиях, – проговорил следак. – Не считайте меня таким уж бездушным. Я не хочу зря приносить вам вред, мне нужно только ваше согласие. Вы упрямый человек, и я это уважаю. Патрон и воздействие электротоком вы выдержите, потому и не станем тратить на это время, мы же не садисты…
Следак замолчал; стало слышно, как он ходит в темноте по ту сторону письменного стола. Затем прозвучало некое подобие вздоха сожаления:
– Ваша дочь находится в наших руках. И от вашего решения зависит, вернется она к нормальной жизни или с ней случится непоправимое. Итак, я жду вашего ответа. У вас есть десять секунд, – и следак принялся монотонно, как капли, срывающиеся с неплотно завинченного крана, отсчитывать: – Десять, девять, восемь…
Прохоров скрежетал зубами, понимая, что это испытание ему не по силам, а потому поступил так, как считал нужным. Не успел следак досчитать и до четырех, как участковый со скованными за спиной руками рванулся к нему. В движении он плечом подцепил край письменного стола и опрокинул его. Настольная лампа брызнула осколками и погасла. Следака, наверное, придавило. Он отчаянно матерился и кричал. Двое мордоворотов шарили в темноте.
– Зажигалку давай!
– Тут он где-то!
В темноте кабинета щелкнула зажигалка, вспыхнул неяркий огонек. Прохоров с разгону ударил здоровяка головой в живот. Зажигалка вылетела из пальцев и погасла. Но участковому не дали уйти. Его повалили. Прохоров, как мог, отбивался: ногами, кусался, хрипел, готовясь подороже продать свою жизнь.
И тут под потолком помещения вспыхнул яркий свет ламп дневного света. Дверь отворилась.
– Прекратить!
На пороге стоял Ларин.