– И за мной тоже приедет высокий дядя и повезет меня на бал? – не унимался ребенок.
– Да, обязательно. Стой, что значит «тоже»? – вдруг опомнилась я.
– Ну, там, внизу, сидит высокий дядя, он сказал, что ждет Китти. Я предложила тебя позвать, но он просил, чтоб ты не торопилась. Но мне кажется, – задумчиво продолжила кроха, – что лучше бы ты поторопилась, а то он уже три раза причесывался.
– Спасибо, милая, – рассмеялась я. – Я уже готова, сейчас спущусь.
Я взяла сумочку, накинула пальто и отправилась к психиатру.
Каспер сидел на диване у ресепшена и ерзал, прямо как я утром. На нем был идеально скроенный серый костюм-тройка с белой рубашкой и темно-серым галстуком. Выглядел мой рыжик великолепно. А потом он увидел меня.
Я спускалась по лестнице, словно Венера, выходящая из пены морской, словно рассветное солнце, от которого все птички немедленно сходят с ума и начинают захлебываться песнями. Казалось, мои следы просто обязаны расцветать подснежниками, примулами и всяким другим нарядным сеном. Очевидно, ситуация требовала стаи белоснежных лебедей, которые должны были подхватить меня под руки и нести на крыльях, но лебеди где-то задерживались. Отвратительная, скажу я вам, привычка водится у этих птичек – задерживаться, когда они так нужны. Одновременно буквально отовсюду звучали разнообразные прекрасные симфонии, решите сами, какие именно, так как я свои познания в сфере классической музыки исчерпала еще в начале рассказа. Это не я сама придумала, это все читалось в глазах Каспера.
Я была восхитительна, я ощущала себя восхитительной и так увлеклась своим триумфом и мыслями о птичках и сене, что чуть не подвернула ногу и не слетела кубарем с лестницы. Но судьба была ко мне благосклонна и позволила беспрепятственно насладиться мгновением. Каспер смотрел на меня не моргая и, кажется, не дыша. Очень жаль, что его никто в этот момент не сфотографировал, ведь никто никогда еще так на меня не смотрел. Я была единственной девушкой во всем мире, пупом Вселенной, владычицей морскою и Хеленой Бонэм Картер одновременно.
Рыжик с трудом поднялся с дивана, подал мне руку и наконец выдохнул.
– Здравствуй, Китти… – еле выдавил он.
Воодушевленная произведенным эффектом, я небрежно выдала: «Приветик!», непринужденно взяла его под руку и направилась к выходу, высоко задрав подбородок и отчаянно надеясь, что не застряну каблуком в какой-нибудь щели или решетке в полу. У самых дверей я изящно обернулась, милостиво улыбнулась публике (воображаемой, так как кроме администратора в холле никого не было), подмигнула девчушке, подсматривающей из-за угла, и вышла в заботливо распахнутую Каспером дверь.
На улице было прохладно, но я не подала виду. Мой психиатр, наверное, совсем забылся, так как стоял столбом и не сводил с меня глаз. Я минутку потопталась на месте, а потом решила, что хорошенького понемножку, и ненавязчиво поинтересовалась:
– Ну что, мы идем?
Каспер отмер, тряхнул головой и рассмеялся:
– Прости, я совсем растерялся! Китти, ты великолепно выглядишь, я дар речи утратил!
– Ах, что ты! – мурлыкнула я, подражая Сандре.
Рыжик подвел меня к черному «Фольксвагену», открыл мне дверь, затем сел сам, сразу включил обогрев и словно невзначай обронил:
– Тебе не холодно, Китти? Ты легко одета…
Вот же поганец! Заметил все-таки, что я в попытке покрасоваться оделась не по погоде! Наверное, сейчас посмеивается надо мной втихую. Иногда этим психиатрам не мешало бы просто помолчать, даже если они тебя раскусили.
Я сделала вид, что не услышала этого замечания. Каспер ухмыльнулся, но ничего не добавил, а аккуратно вырулил со стоянки и выехал на трассу. Я не спрашивала, куда мы едем, просто смотрела в лобовое стекло на полоски разметки. Вскоре мне стало неловко. Почему он молчит? То глаз от меня оторвать не мог, комплиментами осыпал, а теперь молчит. Странный.