Подземные городские туннели вели к Бамбуковому саду на севере Пекина, недалеко от Барабанной башни. Это бывшая резиденция главного евнуха императора династии Мин, а затем двоюродного брата императора династии Цин — группа павильонов, украшенных красным лаком, окруженных садом Дао, засаженным бамбуком и заполненным извилистыми дорожками, скалами и фонтанами. Именно здесь Кан Шэн основал свою штаб-квартиру. В разных павильонах и вокруг них происходило много странных событий. Подземные бункеры были заполнены горами произведений искусства, которые были украдены из храмов или старых домов фальшивыми красногвардейцами на деньги Канга. Там были ниши, заполненные сотнями эротических книг периода Мин — вкус, который разделял Кан и Мао, — с такими названиями, как «Молитвенный коврик из плоти» и «Слива в золотой вазе». Кан особенно любил их, не в последнюю очередь потому, что такие произведения ему запретили. Он часами слушал магнитофонные записи тысяч женщин во время оргазма, реального или смоделированного. Он смотрел порнографические пьесы, многие из которых существуют в традиционном китайском репертуаре, в исполнении андрогинных актеров из Пекинской оперы в ролях элегантных женщин, хуа дань, которые преуспели в имитации сексуального удовольствия аристократических дам, куртизанок или простых крестьян. Не ясно, нравились ли Кангу эти пьесы из-за его собственных эротических извращений или это было связано с его одержимостью административной оценкой самых личных сфер жизни людей. В конце концов, это было в то время, когда министр здравоохранения, которая была женой вождя Гунганбу, заставляла женщин вывешивать даты их месячных на входных дверях своих домов.
Мужчины в зеленых куртках, бегающие по Бамбуковому саду, не думали о сексе. Они были заняты работой на подземных подслушивающих станциях с их зашифрованными системами связи и красными телефонами, которые позволяли секретным службам передавать инструкции местным властям. Кан Шэн, который всегда был одет в белое — традиционный цвет смерти, — использовал эти телефоны, чтобы позвонить в свой родной Шаньдун, чтобы узнать, как развивается революция и был ли, например, разрушен дом Конфуция по его приказу. Он звонил лидеру местной красной гвардии, которому безоговорочно доверял, по той простой причине, что это был его собственный сын Чжан Цзыши.
Сегодня «Бамбуковый сад» — это тихий бутик-отель, хотя все еще управляемый секретными службами, куда я пошел выпить с моим японским режиссером после нашего подземного тура. Это не было похоже на то, что было во времена Кан Шэна — шумный улей активности, центр операций Культурной революции по всему Китаю. Проследив за национальными событиями, мы сможем распутать некоторые из наиболее важных эпизодов битвы за власть и общий контроль над секретными службами в 1950–1960-х годах. В Китае, конечно, власть и контроль секретных служб были и остаются одним и тем же.
Кан Шэн снова поднимался по служебной лестнице, используя как политические, так и идеологические средства. Как ни удивительно, как нам сегодня это кажется, в то время Дэн Сяопин и Кан Шэн были полностью согласны, когда дело доходило до острого вопроса отношений с СССР. В отличие от Мао, у них обоих был международный опыт, который дал им глобальную перспективу. Оба сожалели о том, что после смерти Сталина в 1953 году и прихода к власти Хрущева глобальная революция смягчилась, с новым акцентом на мирное сосуществование с Соединенными Штатами.
В 1950-х Кан Шэн вернулся в Москву вместе с Пэн Чжэнем, бывшим сотрудником спецслужб Яньань, который стал мэром Пекина в 1951 году. Представляя Департамент международных связей (ILD) КПК, эти двое были там, чтобы привести в действие разрыв с Советами. Об этом хорошо был осведомлен глава советской международной службы безопасности Юрий Андропов, впоследствии возглавивший КГБ. Он понимал, что Мао пытался сплотить КПК вокруг своего руководства, разжигая враждебность по отношению к Москве. Мао критиковал кремлевское руководство при Хрущеве за его податливость и реформизм — те же самые обвинения, которые он вскоре выдвинет в Китае против председателя Лю Шаоци, а также Дэн Сяопина, Пэн Чжэня и главы организационного отдела партии Ян Шанкуня.
С 1956 года — когда Кан Шэн впервые обвинил Югославию Тито в причастности к «контрреволюционному восстанию» в Венгрии — до 1960-х годов — когда он лично напал на Хрущева-Канга, бывшего (и вскоре восстановленного) главу секретных служб, похоже, был главным действующим лицом, ответственным за эскалацию советско-китайского раскола.
«Вы не имеете права спорить со мной», — однажды крикнул ему Хрущев. «Я генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза, а вы просто альтернативный член своего политического бюро».
С пронзительным взглядом за очками в металлической оправе Кан Шэн ответил на ломаном русском языке, который он усвоил в Москве: «Ваши полномочия гораздо более поверхностны, чем мои. В 1931 году я был членом постоянной комиссии Политбюро. В 1935 году я был альтернативным членом исполнительного комитета Коминтерна. В то время вы даже не были членом ЦК».
Ненависть Советов к Кан Шэну была тем более сильной, что, как и Чжоу Эньлай, Дэн Сяопин и Лю Шаоци, он когда-то был утвержденным агентом ГПУ, предшественника КГБ, от которого он узнал все, что знал о методах шпионажа: притворство, дезинформация, манипуляции — и, как должно было стать совершенно ясно, как полностью перевернуть ситуацию с ног на голову.
Многие представители китайского руководства считали, что Кан Шэн слишком сильно продвигает антисоветскую линию. Но целью этих и последующих атак было произвести впечатление и на Мао, и на Хрущева; Канг играл во внутреннюю и международную политику. Он и Мао согласились по многим пунктам, в том числе по самому важному: что Китай должен стать новым центром мировой революции. Но для этого им пришлось возродить революцию в самом Китае.
Кан Шэн был частью группы идеологов, базирующейся в Шанхае, которые начали кампанию против ревизионистских тенденций внутри партии в области искусства и литературы. Как и в эпоху Яньань, политические позиции критиковались через культуру. Может показаться, что пьеса или роман подвергались резкой критике, но на самом деле преследовали политиков — покровителей автора. Четверо лидеров этой шанхайской группы, имя которой вошло в историческую память той ужасающей эпохи, были известны как Банда четырех.
Цзян Цин, киноактриса, известная как «Голубое яблоко» в Шанхае 1930-х годов, была номинальным главой банды. Она была официальной женой Мао; как древний император, он также жил с другими наложницами, которых предоставили Кан Шэн и Ван Дунсин, начальник его личной службы безопасности. Мадам Мао, как и Кан, была из Шаньдуна, и именно она помогла Кану успешно вернуться в высшее руководство партии и секретных служб.
Чжан Чуньцяо тоже был из Шаньдуна, по прозвищу «Старый евнух». Он учился в Академии Шаанбэй, которая раньше была запущена в Яньань САД, другими словами, секретными службами. Там он стал секретарем Кэ Цинши. Кэ был активистом, помог Кан Шэну реорганизовать шанхайскую разведывательную службу в 1931 году после дезертирства фокусника Гу. В 1960 году Кэ стал мэром Шанхая, а Чжан возглавил отдел пропаганды. В 1965 году Старый евнух нанял молодого журналиста из ежедневной газеты Шанхайского комитета КПК, Jiefang Daily (или Liberation Daily), чтобы начать первые атаки на интеллектуальные круги, которые считались контрреволюционными.
Третьим членом «Банды четырех» был Яо Вэньюань, сын Яо Пэнцзы, известного писателя 1920-х годов. Яо Младший работал секретным агентом у Пана Ханняна, другого начальника шпионской сети и друга Чжан Чонгрена, известного в «Голубом лотосе». Это было до заключения Пана в тюрьму по сфабрикованному обвинению в шпионаже в пользу Гоминьдана.
Последним членом банды и самым важным в иерархии КПК был Чен Бода, главный советник Группы культурной революции. Родом из провинции Фуцзянь, недалеко от Шанхая, он был секретарем Мао в Яньани и вместе с Кан Шэном был архитектором культа маоизма. В 1960-х годах эти двое мужчин продолжили обожествление председателя с особым гениальным ходом: они выбрали цитаты из многочисленных сочинений Мао и собрали их в небольшую книгу в красной пластиковой обложке, названную «Красная книга председателя Мао». Каждый хороший революционер выучил эти афоризмы наизусть и умел петь их, как буддийские сутры или мусульманские суры.
Как писал в своих мемуарах Стивен Фицджеральд, первый посол Австралии в Китайской Народной Республике (КНР), «Культурная революция была также борьбой между Пекином и Шанхаем». Именно в Шанхае были совершены первые нападения на театральную постановку с целью преследования высокопоставленных чиновников, включая мэра Пекина Пэн Чжэня и начальника штаба НОАК генерала Ло Жуйцина.
Подрыв высшего руководства КПК был возможен только через союз с руководством армии. Мао Цзэдун и начальник обороны маршал Линь Бяо вместе составили план свержения Ло Жуйцина. Ло, ветеран Великого похода и глава Гунаньбу при основании КНР, был начальником штаба армии, а также заместителем премьер-министра. Он также контролировал большую часть аппарата безопасности. Ясно, что его падение поможет Кангу обуздать желанные секретные службы.