Выход за пределы «допустимого» подразумевал, кроме того, и казни без суда и следствия. Насилие подобных масштабов весьма эффективно в сотрясании основ старого порядка.

Мао решительно отстаивал этот подход в отношении любого, кто противостоял революции. Более того, он утверждал, что «любой революционный товарищ должен поддержать это начинание, чтобы не оказаться среди контрреволюционеров» [Ibid.: 433]. Через месяц после публикации этого доклада Чан Кайши начал форсированную чистку, направленную против союзников-коммунистов.

Мао всегда полагал, что революционные акции могут происходить только при поддержке вооруженных сил. Оказавшись брошены на произвол судьбы, крестьяне не будут способны противостоять ополчению, возглавляемому шэньши. Для захвата территорий и поддержки бунта обездоленных революционная партия должна располагать собственными вооруженными силами. В августе 1927 г., по прошествии четырех месяцев после чистки, устроенной Чан Кайши в отношении коммунистов, Мао все еще отстаивал указанную позицию:

Вскоре после разрыва с националистами КПК организовала ряд провальных региональных бунтов, итогом которых стало отступление оставшихся сил коммунистов в изолированные горные опорные пункты [Wilbur 1983: 673–681, 690–696]. После консолидации опорных пунктов Мао и его товарищи начали претворять свою версию революции в деревнях. Соответствующие мероприятия – инсценированные собрания критики и борьбы в находящихся под контролем вооруженных сил селах – представлены в докладах Мао. Он описывает, как партия мобилизовала нищее сельское население на публичные собрания, содержанием которых стало противоборство с обеспеченными представителями местных элит. Мероприятия сопровождались обвинениями, унижением и захватом собственности богатых. Побои и коллективные казни были обычной частью этого процесса. Вплоть до окончания гражданской войны и в первые годы после образования КНР «классовая борьба», проводимая по единому сценарию как в Советском районе Цзянси-Фуцзянь, так и на опорных пунктах времен войны с Японией, была основным средством, с помощью которого КПК подрывала политическую и экономическую власть сельских элит, перераспределяла землю и продвигала на местах новых лидеров, преданных делу партии.

Революционная земельная реформа имела политические последствия, которые оказались ничуть не менее важны, чем связанные с этой реформой экономические результаты. Выступление против землевладельцев и других авторитетных фигур, сопровождавшееся захватом собственности, ритуальными публичными унижениями, побоями, казнями без суда и следствия и клеймением позором выживших и их потомков, обрушило основы политической и экономической системы в сельской местности. В образовавшемся вакууме КПК воздвигла подмостки для власти партийного государства. Политические активисты и члены партии, на этом этапе в основном происходившие из бывшей бедноты, вовлекались в проведение земельной реформы и вступали в ряды деревенской администрации, ставшей частью формировавшихся структур нового государства, где местные землевладельцы и торговые кланы уже не имели былого влияния.

В действительности под прикрытием земельной реформы происходила политическая революция, нацеленная на полное уничтожение материальных благ и влияния прежних элит, а равно стигматизация состоятельных людей и их потомков. КПК привлекла на свою сторону новое поколение членов партии и сельских управленцев, которые хорошо проявили себя в качестве активных сторонников земельной реформы. Своими должностями эта группа людей была полностью обязана КПК, что делало их преданными сторонниками нового партийного государства. Более того, проведение земельной реформы продемонстрировало непреодолимую мощь партии в подавлении предполагаемых противников и преобразовании общества в нечто прежде немыслимое. Передавая землю и обещая сравнительное процветание большинству сельского населения, КПК обеспечила поддержку новому режиму. Мобилизация значительного числа деревенских жителей на активное участие в насильственных собраниях критики и борьбы, которые зачастую оканчивались массовыми казнями землевладельцев, а также захватом и перераспределением их собственности, привела к тому, что сельское население оказалось вовлеченным в революционное кровопролитие.

Уильям Хинтон, американский коммунист, работавший с КПК в конце 1940-х гг., оставил после себя подробный и интригующий рассказ о революционных событиях в деревнях. Хинтон одобрительно отзывается о партийной работе в провинции Шаньси на севере Китая, куда Красная армия отошла вскоре после капитуляции Японии в конце 1945 г. Первым шагом революции стала «кампания против предателей». Хинтон стал очевидцем публичного собрания критики и борьбы, объектом которых стали деревенский старшина, глава местного ополчения и сотрудничавший с японцами землевладелец. Кадровые сотрудники КПК приказали принять участие в собрании всем жителям деревни. Обвиняемые были выведены на помост. Их заставили стоять со связанными руками. Функционеры кричали на обвиняемых, награждали их пощечинами и били. При этом крестьяне, несмотря на призывы принять участие в порицании, оставались от действа в стороне. Тогда собрание было перенесено на следующий день. Вечером функционеры провели встречи с отдельными группами жителей. На встречах перечислялись действия обвиняемых во время японской оккупации. Крестьян заверили, что Красная армия обосновалась в их районе прочно, и никакой кары участием в собраниях сельчане на себя не навлекут. В ходе встреч кадры также выявили активистов, которым было приказано выступать на общем собрании с обвинениями первыми. Состоявшееся на следующий день собрание критики и борьбы было уже гораздо более эффективным: активное участие в нем приняло больше крестьян, кричащих и угрожающих обвиняемым расправой. Несколькими днями позже в деревню приехали высокопоставленные военные и чиновники по вопросам общественной безопасности, по случаю их прибытия было организовано еще более масштабное и окрашенное эмоциями собрание. Двух обвиняемых приговорили к смерти. Их отвели на край деревни и расстреляли. Собственность убитых распределили между их односельчанами [Hinton 1966: 110–117].

После того как коллаборационисты понесли наказание, КПК начала кампанию против обеспеченных домохозяйств. В 1946 г. удар был нанесен по землевладельцам, которых обвинили в утаивании запасов зерна во время недавно разразившегося голода. Функционеры проводили собрания критики и борьбы в деревнях. Землевладельцев ставили на колени и избивали, чтобы выбить показания о том, где запрятаны их деньги и золото. Обвиняемых не казнили, и некоторым из них удалось бежать [Ibid.: 132–138]. Это была прелюдия к общей кампании против землевладельцев и местной Католической церкви. Через собрание критики и борьбы были вынуждены пройти и главы местных влиятельных семей. Выкрикиваемые обвинения, побои, принуждения к признанию и пытки использовались для получения информации об их припрятанных богатствах. В этих мероприятиях применялось больше насилия, чем в прежних кампаниях. Многие люди были забиты до смерти или доведены до самоубийства. Собственность погибших и местного католического прихода была конфискована и распределена между деревенской беднотой [Ibid.: 139–146].

К середине 1946 г. было сформировано новое деревенское правительство. Членов партии оказалось достаточно для учреждения парткома. Впрочем, нововведения сопровождались проблемами. Новые лидеры, пользовавшиеся при поддержке Красной армии и партийной организации неоспоримым авторитетом, незамедлительно начали злоупотреблять своей властью. Хинтон описывает, как новые деревенские кадры и главы ополчения занимались коррупцией, принуждением, избиениями, сексуальным притеснением женщин и даже сексуальным насилием. Бесправные крестьяне ничего не могли им противопоставить [Ibid.: 222–240]. Подобные ситуации сложились во время гражданской войны на севере Китая, по всей видимости, во многих «освобожденных районах». Партийное руководство приняло решение о направлении в деревню для расследования обстоятельств и устранения проблем «рабочей группы» в составе 15 человек, в том числе чиновников уездной администрации, а также учителей и политических активистов из местного университета (в их числе был и Хинтон). Эта группа приняла на себя управление деревней и начала проверку действий деревенской администрации и парткома. Ею была сформирована крестьянская ассоциация, отобрано новое руководство и учреждено новое деревенское правительство. Беседуя с крестьянами и организуя небольшие групповые встречи, члены рабочей группы подтвердили распределение собственности до начала конфискации и классифицировали домохозяйства на бедные, среднего достатка, обеспеченные и землевладельческие [Ibid.: 275–311]. В рамках этих мероприятий жителям также предлагали передать информацию о злоупотреблениях со стороны деревенской администрации [Ibid.: 332–366][34].

Как следует из подробного рассказа Хинтона, революционная земельная реформа представляла собой прежде всего акт государственного строительства: кампания уничтожала основы прежнего строя, зачищала пространство под новые политические организации, привлекала новых руководителей из ранее считавшихся маргинальными социальных групп и снабжала абсолютное большинство крестьян благами для обеспечения широкой поддержки нового партийного государства[35]. Впервые в китайской истории были созданы государственные механизмы для прямого сбора налогов с отдельных домохозяйств.

Во времена Китайской империи государственные структуры распространялись не далее уездных администраций. Это был самый низкий уровень, на котором функционировали получавшие жалованье от государства чиновники, составлявшие часть имперской бюрократии. Начальники уездов отвечали за сбор налогов и обеспечение порядка на местах. Они имели возможность нанимать собственный штат и устанавливать отношения с влиятельными местными фигурами, зачастую владельцами определенной собственности, которые прошли через низшие ступени имперских госэкзаменов. По сути, деревни автономно управлялись местными обеспеченными элитами, которые финансировали храмы и школы, руководили подобными ассоциациями, поддерживали местное ополчение и предоставляли средства на социальное обеспечение обездоленных [Ch’ü 1962; Rowe 2009: 48–62; Siu 1989: 41–87].

К 1940-м гг. на местах уже произошли значительные социально-политические изменения, однако модель управления местными элитами сохранилась, пусть и в обновленной форме. Шэньши – образованные люди с дипломами о сдаче госэкзаменов – более не играли в местном управлении существенной роли. Имперские экзамены были отменены еще в 1905 г., и людей, которые могли похвастаться соответствующими сертификатами, оставалось немного. На смену шэньши пришли другие местные фигуры, в том числе торговцы, крупные землевладельцы и местные политиканы, которые выступали как посредники в переговорах с районными правительствами. В некотором смысле они пользовались еще большей автономией, чем прежние шэньши, статус которых определялся результатами, которые они продемонстрировали на имперских экзаменах [Barkan 1990; Duara 1990; Watson 1990].

Ян Цинкунь (также известен под западным именем Ц. К. Ян) рассказывает о деревне Нанцзин провинции Гуандун по ее состоянию на 1948 г., отмечая, как мало изменилось в этих местах со времен империи:

Ян описывает деревню, в которой клановые организации занимаются ремонтом дорог, сточных канав и водных каналов, финансируют местные школы и снабжают оружием местное ополчение, чтобы было кому защищать их от бандитов. Группы бедных крестьян и фермеров среднего достатка также формировали отряды по защите посевов от бандитов и воров. Такие коллективы устанавливали связи с местными преступными организациями, иногда образуя с бандами рэкетиров союзы [Yang 1959: 109–110]. В одной деревне сосуществовали различные неформальные местные властные группы[37].

Ян прослеживает трансформацию, которая происходила в деревне в первые годы консолидации коммунистической власти, и показывает, как новое государство отстраивалось на низовом уровне. Нанцзин пережила те же классовую борьбу и земельную реформу, которые осуществлялись в иных районах Китая. Именно на это время приходится подавление «местных бандитов». При этом в деревне первоначально не проводились какие-либо публичные трибуналы или казни. Домохозяйства распределили по категориям. Земля, утварь, сельскохозяйственный инвентарь, рабочий скот, а равно и клановая собственность, использовавшаяся для финансирования школ и святилищ, были конфискованы и переданы бедным домашним хозяйствам [Yang 1959: 146–166].

График 3.1. Средний размер угодий с разбивкой по категориям крестьян до и после земельной реформы. Источник: [Riskin 1987: 51]