Где-то на окраинах Москвы. На конспиративной квартире. По прибытию в «укромное место», заметили, наконец, печальное состояние моей левой кисти.
— Что случилось с вашим пальцем, барышня? — спросил Николай Семенович.
— Нет больше половины пальца, — пожав плечами, ответил я, добавив, — отстрелили.
Среди бойцов МВДшного «спецназа», которыми располагал Николай Семенович, нашелся и хирург, занявшийся остатками моего пальца.
Затем, Николай Семенович весьма долго расспрашивал меня. Его интересовали подробности моего побега.
— Вас кто-то предупредил? — спросил он.
— Может и предупредил, — пожал я плечами, — а может и нет.
— Ясно, — сказал он и уставился «в никуда».
— Охрана, — сказал я, — кто и зачем снял охрану с моего этажа?
— Это была досадная оплошность, — ответил он, наконец, — а вот чья конкретно, с этим разбираемся.
Язвить и ругаться мне совершенно не хотелось. Бессмысленно это, а значит, бесполезно. С исчезнувшей охраной будут разбираться «папаня», с «маманей», когда «выйдут». Если «выйдут».
— И что теперь? — спросил я, переводя разговор на другую тему.
— Завтра едем на похороны! — заявил Консультант.
— На чьи? — поинтересовался я.
— На твои! — каким-то уж чересчур довольным голосом заявил он, — но сегодня тебе предстоит еще сделать запись для Сети.
«… еще молимся об упокоении души усопшей рабы Божией Кайи, и о прощении ей всякого согрешения, как вольного, так и невольного…», — разносился по церкви голос Батюшки, стоявшего рядом с закрытым гробом, в тот момент, когда затворенные двери Храма Божьего отворились настежь, с характерным звуком.
Все присутствующие: члены Семьи, и съемочная группа, приглашенная освещать это печальное событие, оглянулись посмотреть, кто это посмел потревожить таинство.
В дверях стояла высокая барышня, чей лик скрывала вуаль.
Честно говоря, я не очень хорошо представлял, что скажу, и хоть уже разок мне доводилось «клеить свои ласты», но собственные похороны «вживую» посещал, все-таки, впервые.