Я отвернулся.

— Чувствуешь что-нибудь? — спросил он.

— Нет, — ответил я, шмыгая носом.

— Хорошо. Повезло, что рана чистая, — сообщил он, орудуя каким-то хирургическим инструментом и поинтересовался, — сама перевязывала рану?

— Да, — ответил я.

— Молодец! — похвалил медик, а затем вновь приказал. — Подними чуть руку, но не смотри!

Я выполнил требование, а медик облил мою руку некой жидкостью, из-за чего защипало столь люто, что я даже вскрикнул, а после, «попшикал» на рану спреем, антисептик, наверное, и начал делать перевязку.

Закончив, а перевязал мою руку он очень быстро, сказывался, видимо, немалый опыт, спросил, осматривая мою голову:

— Как себя чувствуешь? Больше нигде ничего не болит?

Я отрицательно помотал головой, пропищав, утирая слезы:

— Спасибо!

— Хорошо, — ответил медик и сделав мне напоследок еще одну инъекцию чего-то там, спросил, — как тебя зовут?

— Мила, — заикаясь от слез, ответил я.

— Хорошо, Мила, побудь пока здесь! Никуда не уходи! За тобой скоро придут!

— Ладно, — сказал я, делая вид, что успокаиваюсь, — буду ждать тут!

— Умница, барышня! — улыбнулся мне боец, и побежал к месту катастрофы, делая на ходу доклад по рации.

И я побежал, вернее пошел очень быстрым шагом, рассматривая перевязку, когда «типчик» уже удалился на приличное расстояние.

Мне повезло! Во-первых, оцепление сняли, а солдат отправили на помощь выжившим, а стало быть они не знали истинной сути происходящего, ибо мне что-то подсказывает, что если бы их начальство было заодно с убийцами, то насколько горестно не было смотреть на искореженные останки поездов, солдатам запретили бы покидать свои позиции в оцеплении!

А, во-вторых, я не встретил коллег убийцы! По крайней мере пока…

Когда я уже покидал «узел», сойдя на тропинку рядом с «путем», где освещение было гораздо слабее, от чего стало существенно меньше света и куда больше тьмы, боковым зрением заметил, как что-то случилось…