Здесь остров, но мне совершенно точно не нужно в порт. Или?.. Или мне необходимо попасть туда раньше, чем прочим ссыльным?..

— Как до порта дойти, батюшка? — спросила я, подражая интонациям Натальи. Дворник оглянулся на меня и сплюнул.

— Тьфу, пропащая! Туда иди, туда! — махнул он рукой. Я не стала задерживаться, помня о погоне.

Когда я шла под конвоем, слышала шум моря. Гневное оно сегодня, если мне еще раз повезет, корабль, на который я сяду, уйдет раньше, чем тот, на который доставят ссыльных. Да, то, что может ждать меня впереди, не лучше ссылки: кораблекрушение. И что тогда — спрятаться в порту и переждать?

Я еле успела отпрыгнуть в очередную туманную подворотню. Из-за угла вышла точно такая же процессия, как моя, и, скользнув по ней взглядом, я узнала ту самую женщину, которая накинулась на меня с обвинениями возле тюрьмы.

В таком же рубище, как и я, она шла, опустив голову, и дрожала. Монахиня и священник безразлично вышагивали за ней. Они идут в порт, они точно идут в порт, так мне туда надо или не очень?

Решить было сложно. Но порт во все времена, даже, возможно, мои бывшие, — место, где можно скрыться надолго, если не навсегда. Целое государство со своими законами. И я пошла следом за процессией, не приближаясь и делая вид, что иду по своим делам.

Город просыпался, светало, туман клочьями отрывался и улетал. Какая-то торговка швырнула в ссыльную яйцо, не попала, оно разбилось в паре шагов, и стражники даже головы не повернули.

— Цареубийца! — взвизгнула торговка. — Люди добрые, цареубийцу ведут! Цареубийца! Ишь, от нас спрятать хотели! Ишь, что удумали! Цареубийцу ведут!

В несчастную полетели еще яйца. Не так они плохо тут и живут, думала я, раз кидаются продуктами себе на потеху. Вот, значит, что бы ждало меня, но я иду метрах в тридцати и — и что? Меня спасает плащ. Я похожа на обычную портовую девку.

Стражники чуть разошлись, священник и монахиня подотстали и завели заунывную песню. Люди высовывались из окон и норовили кинуть что-то в ссыльную, свистели, хохотали, а она только ниже опускала голову.

А через что пройдут сами приговоренные?

Я не страдала гуманизмом. Я видела девяностые в своем не самом благополучном районе, напротив моего первого места работы нередко бывали драки на остановке, а ПТУ — что говорить? Клеймо похуже каторжанки, нас не считали за людей. Мою однокурсницу нашли избитой, растерзанной и полуживой, и хотя преступников скоро поймали и осудили, чувство несправедливости во мне росло, особенно когда я узнала, что они оба рецидивисты. Я не считала, что тюрьма должна исправлять. Это ересь, придуманная ради продвижения чьих-то политических интересов. Тюрьма должна изолировать преступников от общества, должна давать людям гарантии, что тот же самый человек не повторит злодеяние с кем-то еще, но гнать осужденных на потеху публике — какой смысл? Это разжигает лишнюю злость, вызывает желание поглумиться. Закон часто суров не там, а дело граждан — информировать власти, а не примазываться к правосудию.

Я и мужа своего не считала невинным. Убить императора — здравствуй, Люк, дорогой, давно не виделись, кстати, он твой отец, ха-ха. Ничего не изменишь такими дорожками. Разве порадуешь тех, у кого в жизни недостаточно прочих зрелищ.

Что-то похожее на тухлый помидор шлепнулось и перед моими ногами, я резко встала и посмотрела в сторону, откуда бросали. В окне дебелая баба отвесила подзатыльник такому же дебелому молодцу.

— Куда кидаешь, бестолочь криворукая? Не видишь, честная потаскуха идет! — И крикнула уже мне: — Прости, девка, он не со зла! — И опять молодцу прилетела затрещина.

Что-то в этом есть. Гулящая девка и впрямь закона не нарушает, но как забавно изворачивается мораль: сравнение по степени общественной опасности, причем народ его проводит намного точнее, чем те, кто законы пишет…

Кидание тухлой едой прекратилось вместе с последним домом улицы. Дальше был долгий спуск по размокшей грунтовке, по обочинам стояли телеги, и с правой стороны я услышала недовольное:

— Чего возишься? Пароход уйдет, хозяин сдерет с нас три шкуры!

Кричал парень своему товарищу, стоявшему равнодушно ко всем спиной, и я побежала к телеге, махая рукой.