Как только я, путаясь в незнакомой одежде все еще подрагивающими руками, кое-как облачился, меня потащили на допрос. Буквальным образом - потащили, поскольку к этому моменту я, конечно, мог сделать несколько неуверенных шагов, но расстояние в пять шагов от нар до двери показалось примерно таким же длинным и мучительным, как полярная экспедиция капитана 2 ранга Скотта. Так что если бы не крепкие руки моих конвоиров, стальной хваткой прихвативших мои предплечья, то и кончился бы мой тогдашний поход примерно так же, как и вышеупомянутая экспедиция.

Суета, связанная с подъемом и одеванием, несколько прояснила мой рассудок. И уже в коридоре мой здравый смысл начал сначала робко, а затем все более уверенно бунтовать против окружающего. Вскоре этот бунт увенчался успехом, потерпевшее временное поражение эго, отвечающее за юмор, было загнано в дальние уголки сознания, а интеллект начал "молотить" в полную силу, анализируя информацию, которая, по здравом размышлении никак не соответствовала всему, что предшествовало моему мучительному пробуждению.

Спусковым крючком для моего мозгового штурма явился снег. Да - да, самый обычный снег, который выпадает зимой. И объяснить его появление на подоконниках не особо чистых окон я ничем, кроме как внезапным пришествием зимы, не мог. Но, спрашивается - откуда зима в разгаре лета? Или меня переместили из солнечного летнего Хабаровска в заснеженную Сибирь, где медведи ходят в ушанках и пьют паленую водку? Но эта мысль была бы уместной для москвича, для которого все, что расположено чуть восточнее (а особенно - северо-восточнее) МКАДА - уже терра инкогнита (некоторые говорят откровеннее, "ссыльно-каторжная местность"). А любой нормальный русский человек в курсе, что летом, вообще-то, в Сибири, даже в Якутии жарче, чем, скажем, в Москве - таковы уж особенности резко континентального климата.

Судя по тому, что я мог видеть из окон коридора, по которому меня конвоировали, место, где меня содержали, располагалось в городе - я видел крыши домов, да и сама площадь застройки говорила о том, что я не в глухой тайге. Плюс - сравнительно широкая река, чьи свинцовые воды я ясно увидел, бросив взгляд поверх каменных стен, огораживающих комплекс строений.

Одно то, что в черте города расположена тюрьма - а как иначе назвать комплекс массивных зданий с вооруженной охраной, зарешечатыми окнами и металлическими стенами, окруженный высоченной каменной стеной с часовыми наверху? - вызывало у меня множество вопросов.

Конечно, располагать тюрьму в городе - не запрещается, как мне помнилось, однако, густая застройка по берегам реки и роскошь дворцов, которые успел зацепить взгляд, не могли не привести меня к выводу, что тюрьма располагается в самом центре этого города. А это уже было, мягко говоря - необычно. Потому как все колонии и тюрьмы, с которыми я имел опыт познакомиться - располагались либо на окраине города, либо далеко за его пределами, дабы не вводить сидельцев в соблазн сорваться, перемахнуть через сетку забора и скрыться среди домов. И, к слову - а где прожекторы на вышках?

Разобрать еще больше деталей я не успел, так как коридор закончился и меня повели вниз по лестнице.

Внутренности тюрьмы так же вызывали вопросы. Учитывая, что меня содержали в блоке с камерами - почему коридоры не снабжены решетками? Или здесь настолько уверены, что заключенные не побегут - и поэтому охрана ходит невооруженная, режим - всего лишь видимость. И, где привычные для тюрем люминесцентные лампы, кабели проводки...?

Не думайте, что я настолько компетентен в планировании помещений тюрем, но, смею заверить - хватает одного раза побывать в любом из учреждений этого типа, и отсутствие многих вещей - например - электричества - будет бросаться в глаза так же, как и носорог на Красной площади.

Мой вояж закончился перед металлической дверью. Конвоир отодвинул массивный засов, втолкнул меня внутрь.

Помещение с деревянным столом в центре, без окон встретило меня тусклым, мерцающим светом как будто сошедшей со стендов Политехнического музея расположенной в центре стола "лампочки Ильича", даже из-под антикварного зеленого матерчатого плафона была видна ее непривычная форма - с "сосочком" на баллоне. В свете лампы была видна такая же, как лампа, безумно архаичная пишущая машинка (в голове мелькнуло название - "Ремингтон"). Всё, кроме стола и небольшого куска пола вокруг него, было укрыто в полутьме. Так что, понять истинные размеры допросной камеры я не мог. И это слегка настораживало.

Конечно, разум подсказывал, что оперативник, который собирался сейчас со мной работать специально обставил ситуацию таким образом, чтобы создать мне некомфортные условия, вывести меня из равновесия, в общем, надломить волю к сопротивлению. Но, как вы понимаете, быть готовым теоретически и в реальности "с непреклонностью встретить тяготы" это совершенно не одно и то же. И, кроме того, дрожащие коленки, трясущиеся руки и дурнотно кружащаяся после болевого шока голова не добавляли мне уверенности. Так что от открывшегося мне в кабинете вида я откровенно струхнул. За двадцать с хвостиком лет меня еще не допрашивали в казематах, словно вырванных из исторических справочников о злодействах белогвардейцев в Гражданскую и прочей "дас блютише штазня".

- Ну-с, милостивый государь, извольте присесть. С противоположной от меня стороны стола, из темноты, вынырнул "гражданский" - среднего телосложения мужчина, в костюме, обладатель несколько вычурных, можно даже сказать - франтоватых усов. Ощутимо резануло слух то, как он говорил. Нет, конечно, я его понимал, но некоторые обороты речи как будто сошли со страниц Пикуля, ну, или Акунина.

Он указал мне на стул с моей стороны, на котором я и расположился. Решительным жестом он отослал конвой за двери камеры. Как только надзиратели скрылись за дверью, и за ней послышался грохот засова, собеседник принялся молча, с совершенно бесстрастным лицом разглядывать мою скромную персону, словно какого-то диковинного зверя. Спустя несколько минут его лицо тронула несколько кривоватая, недобрая улыбка.

За свою недолгую пока жизнь я, тем не менее, предостаточно насмотрелся на разнообразных обитателей "человеческого зоопарка", однако никогда до этого момента мне не приходило в голову, что я и сам могу стать в нем экспонатом. Поэтому мое терпение скоро лопнуло, и я спросил "подозрительного типа гражданской наружности" прямо в лоб:

- Кто вы такой и что вам от меня нужно?

Улыбка снова тронула бесстрастное лицо собеседника.

- Позвольте-с представиться, милостивый государь, мое имя вам непременно пригодиться, ведь пообщаться нам, по всей видимости, придется изрядно. Ротмистр Отдельного Его Императорского Величества корпуса жандармов Лавров Владимир Николаевич, начальник Разведочного отделения Главного штаба. Собеседник чинно кивнул мне головой, но руки, конечно, не подал. Оно и правильно - вдруг придется мне этой же рукой морду начистить. А "церберы", доставившие меня на допрос, уже покинули камеру. - Итак, сударь, нам с вами предстоит серьезно, да-с, весьма серьезно поговорить!

"А вот и глюки!", - невесело подумал я.

Для тех, кто не знает - ротмистр В.Н. Лавров был вполне реальным персонажем, жил он в концеXIX - начале XX века. По крайней мере, о существовании человека с таким именем и званием (вернее, как тогда говорили, чином) я читал в нескольких исторических монографиях, посвященных той эпохе. И, надо вам заметить, из этих книг вырисовывался далеко незаурядный руководитель. В начале своей карьеры он, будучи тогда еще офицером Отдельного корпуса жандармов, отличился в борьбе с иностранными разведками в настоящем "гадюшнике", концентрирующем интересы нескольких разведок - в Закавказье. А с 1903 года возглавил Разведочный отдел - структуру, являвшуюся прообразом современной контрразведки. Причем работа отдела отличалась почти фантастической результативностью - за десять лет она вскрыла больше заговоров против государства российского, чем можно было предположить от вновь созданного подразделения. Что сказать - закономерно, что в "тайную стражу" издревле попадали люди, способные питаться подножным кормом, жить в постоянном напряжении, но, радеть за интересы Родины. И, Лавров среди них - настоящая легенда. Правда и судьба его Разведочного отделения в итоге была закономерной для России-матушки - сожрали коллеги-конкуренты из состава Департамента полиции.