«Мне не надо говорить тебе, как я жажду твоего возвращения. Мы неразделимы, и мне больно вынуждать тебя оставаться [вдали] пока ты не приведешь наш бизнес к наивысшему уровню успеха из возможных… Жду хороших вестей. Верь мне, мой дорогой Альфред.

Твой преданный отец и друг».

– Письмо Луи-Франсуа Картье Альфреду Картье, 1869

1

Отец и сын: Луи-Франсуа и Альфред

(1819–1897)

Аукционный зал гудел. Любители украшений, коллекционеры и дилеры с пяти континентов собрались, чтобы сыграть свои роли в спектакле, который журнал Town & Country окрестил «ювелирной продажей века». Фотографы настроили камеры, наблюдатели вооружились телефонами. В 10 часов утра 19 июня 2019 года пятерых ведущих аукционистов Christie’s пригласили на подиум Рокфеллер-центра в Нью-Йорке, чтобы провести 12-часовой марафон торгов. «Не каждый день, – писала газета The Financial Times, – такое количество украшений музейного уровня из одной всемирно известной коллекции выходит на аукцион». Принадлежащие шейху Хамаду Аль-Тани 388 лотов были выставлены на аукцион «Великолепие махараджей и Великих Моголов», который охватил пять веков и самых экстравагантных правителей в истории. Forbes назвал его «пещерой сокровищ Аладдина», если бы только «кому-то удалось найти лампу с джинном, который помог бы финансировать ставки».

Многие вещи Cartier были выставлены на второй, послеполуденной сессии аукциона. От лота 228, усыпанной камнями броши-пряжки 1922 года, изготовленной для маркизы Чолмонделей, ждали, что он вызовет особенный интерес. С огромным восьмиугольным изумрудом весом 38,71 каратов в центре, окруженным бриллиантами, сапфирами и изумрудами, брошь представляла собой типичный для Cartier образец ар-деко, вдохновением для которого послужили украшения Востока. Торг начался с 400 000 долларов. Цена быстро росла – шаг составлял сначала 20 000, затем 50 000 – и вскоре цифра на экране позади аукциониста превысила эстимейт в 500 000–700 000 долларов. Молоток упал на отметке более полутора миллионов, что вызвало спонтанные аплодисменты.

В памятный день купили не только эту вещь Cartier. Корсажная брошь Прекрасной эпохи из платины с бриллиантами, брошь 1930-х годов в стиле «тутти-фрутти», редкое ожерелье из градуированных натуральных жемчужин, а также рубиновый чокер махараджи – в торгах участвовало 21 украшение Cartier. Восемь из них достигли цены свыше миллиона долларов. Одно было продано за 10 миллионов. По количеству лотов украшения Cartier составили лишь 5 процентов от общего числа, но по ценам достигли 25 процентов от общей суммы в 109 миллионов долларов. Потрясающий результат!

В XXI веке вещи Cartier стали самыми желанными ювелирными украшениями на планете. «Если вы видите старое украшение с подписью Cartier, – говорили эксперты, – можете сразу утраивать цену. Эти вещи из совершенно другой лиги». Так, в 2010 году браслет 1950-х годов в виде пантеры из платины с ониксом и бриллиантами, принадлежавший герцогине Виндзорской, стал самым дорогим браслетом, когда-либо проданным на аукционе Sotheby’s. А когда спустя четыре года ожерелье Барбары Хаттон 1933 года было продано на аукционе в Гонконге, то вошло в историю как самое дорогое украшение из жадеита[4]. В 2017 году часы Tank, сделанные в 1960-х для Джеки Онассис, были проданы с тройным превышением начальной цены, а на рекордном аукционе драгоценностей Элизабет Тейлор в 2016 году самым дорогим предметом опять же стало колье Cartier. После единодушного мирового признания трудно поверить, что когда-то было иначе. Однако основатель марки начинал с других реалий. Ровно за 200 лет до знаменитого аукциона в Нью-Йорке Луи-Франсуа Картье вступил в совершенно другой мир.

Ребенком Луи-Франсуа Картье тяготел к традиционному образованию: хотел читать классических авторов, заниматься науками, изучать великих художников. Но ближайшее будущее оказалось другим. В семье было семь ртов, которые нужно было кормить, и, как старший сын, он должен был играть свою ведущую роль. После начальной школы пришлось работать. Отец, Пьер, нашел ему место ученика в ювелирной мастерской. Это была тяжелая и низкооплачиваемая работа, но профессиональные ювелиры были частью «шести ремесленников Парижа» – престижной группы умелых купцов и мастеров, которые считались средним классом. Хорошие перспективы для молодого Картье.

Каждое утро Луи-Франсуа 20 минут шел из тесного семейного дома в Марэ до «Чрева Парижа». Здесь, среди шума зерновой биржи и запахов рынка устриц, располагались городские ювелиры. Его новый хозяин, мсье Бернар Пикар – фабрикант, или производитель украшений, владел хорошо оборудованной мастерской на двух верхних этажах шестиэтажного дома 31 по улице Монторгей, рядом с церковью Сент-Юсташ.

Работа была непростой. Управляющие мастерской обращались с учениками как с «обитателями конуры». Мальчики работали по 15 часов в день практически без оплаты. «Мы получали оплеухи, тычки и удары по ушам», – вспоминает один из современников, Альфонс Фуке. А где-то далеко, в мастерских Фаберже, как вспоминает один из сотрудников, в наборе инструментов ученика главным был кнут: «Ни один не выучился без него». Немногие выдерживали, но Луи-Франсуа, видевший, как отец старается построить жизнь с нуля, имел сильнейшую мотивацию.

За десять лет до рождения старшего сына Пьер Картье сражался за Францию в наполеоновских войсках, попал в плен армии Веллингтона. Он провел годы взаперти – в ужасной, переполненной тюрьме в бухте Портсмута, не зная, сможет ли когда-нибудь выбраться оттуда. Когда его выпустили после поражения Наполеона в 1815 году, юноше было 28 лет: ни гроша в кармане, ни перспектив, ни семьи. Вернувшись в Париж, он нашел работу кузнеца, женился на Элизабет Жерарден (прачке и дочери купца), стал отцом. Теперь, когда его сын заканчивал обучение в ювелирной мастерской, Пьер надеялся на лучшую жизнь следующих поколений.

К счастью для Луи-Франсуа, это было хорошее время, чтобы войти в ювелирную профессию. Французские аристократы, покинувшие столицу во время революции и наполеоновского правления, постепенно возвращались ко двору новых королей – Бурбонов. Их появление привело к всплеску интереса к предметам роскоши. Жизнь при дворе была по-прежнему жалким подобием эпохи Марии-Антуанетты, но в моду вошли маленькие скромные украшения, и Пикар работал именно на этот рынок. Закончив изделие, Луи-Франсуа и его коллеги ставили на него клеймо – официальный знак производителя, подтверждающий происхождение вещи. В случае Пикара это были его инициалы, BP, разделенные изображением реки (игра слов – riviere по-французски и «река», и «бриллиантовое ожерелье»). Возможно, кто-то из учеников и надеялся, что когда-нибудь заимеет собственное клеймо, но это были очень далекие мечты. Возможностей продвижения не было. Даже если Пикар в один прекрасный день отойдет от дел, его место займет старший сын Адольф.

За несколько месяцев до своего 21-го дня рождения Луи-Франсуа, без уверенности в собственном будущем, женился на 18-летней девушке Антуанетте Гермонпре. Все называли ее Адель, семья была родом не из Парижа. Отец, столяр, приехал в столицу в поисках работы из Руана, потом к нему присоединилась семья, и несколько поколений ютились в тесном доме недалеко от Картье. Именно здесь, в квартале Марэ, холодным февральским утром 1840 года юная пара произнесла клятвы верности в католической церкви Св. Николая-на-полях. После свадьбы, не имея возможности содержать собственный дом, они переехали к родителям Адели. Через год родился обожаемый единственный сын – Луи-Франсуа Альфред, которого все называли Альфред. Когда мальчику исполнилось 5 лет, родилась его сестра Камилла.

Париж 1840-х годов вряд ли был идеальным местом для воспитания детей, особенно в среде рабочего класса. Перенаселенность стала острейшей проблемой – мигранты из сельской местности занимали любые свободные клочки земли, не оставляя пространства для парков и мест отдыха. Открытые стоки были рассадниками болезней, многие дети не доживали до подросткового возраста. Луи-Франсуа батрачил на Пикара, надеясь, как когда-то его отец, что сможет обеспечить детям нормальную жизнь. Еще много лет эти надежды казались несбыточными.

В 1847 году мсье Пикар сделал заявление, которое изменило жизнь не только Луи-Франсуа, но и будущих поколений семьи Картье, а со временем – и всей ювелирной отрасли. Он объявил сотрудникам, что хочет перевести свой бизнес в более модную часть города – Пале-Рояль, но сначала ему нужно продать свою мастерскую на улице Монторгей. Для Луи-Франсуа это была возможность, которую он так долго ждал. При поддержке своей семьи ему удалось собрать большую часть продажной цены в 20 000 франков (нелегкая задача в то время, когда средняя заработная плата составляла менее 2 франков в день). Но, не имея полной суммы, не говоря уже о 1600 франках, необходимых для покрытия текущей аренды двухэтажной мастерской, он предложил Пикару выплатить оставшуюся часть в рассрочку. И, к счастью, Пикар, который на протяжении многих лет доверял своему трудолюбивому сотруднику, согласился.

Таким образом, после долгих лет борьбы за выживание, 27-летний Луи-Франсуа Картье стал владельцем собственного бизнеса. Он поспешил зарегистрировать товарный знак – и уже в апреле смог производить украшения под своим именем. Знак Пикара состоял из букв и реки; Луи-Франсуа придумал ромб со своими инициалами, разделенными тузом червей. В январе 1848 года имя Картье впервые появилось в ежегодном парижском торговом каталоге. Его новая фирма, по описанию Луи-Франсуа, была «преемником Пикара, производителем ювелирных украшений, изделий из золота, декоративных объектов и новинок».

Первое клеймо Cartier, зарегистрированное 27-летним Луи-Франсуа 17 апреля 1847 года