– Ладно, – смирилась Юля, тушуясь под его взглядом. – Чай действительно вкусный.

Никита пожал плечами, всем своим видом говоря: «Я в этом даже не сомневался». Юля фыркнула и посмотрела в окно.

– Смотри, там уже совсем весна. Так на улицу хочется…

– Мне кажется, мы тут вечность уже сидим, – задумчиво сказал Никита. – Никогда бы не подумал, что буду так скучать по простой поездке по городу из дома на работу.

– Я тоже. Даже в метро бы сейчас прокатилась.

– Не знаю. По метро я бы не скучал.

– Давно туда спускался?

– Лет пятнадцать назад. Может, больше. Не помню. Но воспоминания не самые радужные – множество незнакомых людей, которые прижимаются к тебе самым бессовестным образом.

– У меня дома метро нет. Я когда только в Москву попала, первый месяц только и делала, что изучала карту метро, боясь, что заеду куда-нибудь не туда.

– И как, заезжала?

– Пару раз бывало, – хихикнула Юля. – Через год купила машину, потому что это для меня всё-таки слишком большой стресс. Правда, теперь боюсь по другому поводу – что попаду в аварию с участием какого-нибудь мажора, нарушающего все правила. Прости. – Она виновато покосилась на Никиту, но тот, кажется, совершенно не принял этот выпад на свой счёт.

– Козлов везде хватает. И среди мажоров, и среди простых людей.

Юля кивнула. Её жених был из таких, страшно представить, как бы он себя вёл, если бы имел много денег.

– Я сегодня буду работать в спальне, – заявила она, когда с завтраком было покончено. Никита удивлённо приподнял бровь, ожидая продолжения. Или объяснений.

– Хочется сменить обстановку, – немного нервно улыбнулась Юля и заправила выбившуюся прядь за ухо. – А ещё у меня там весна. Настоящая. С тюльпанами.

– Если хочешь, можем и здесь устроить весну. Только скажи.

Юля сделала вид, что задумалась, подняв глаза к потолку. Неужели слова Маринки о миллионе алых роз могли сбыться? Как бы ухаживал Никита, если бы она позволила?

– Нет, – всё же сказала она. – Спасибо за цветы, но больше не надо.

– Сложно с тобой, – вздохнул Никита, но настаивать не стал. Юля успела дойти до спальни, когда раздался звон разбивающейся посуды и отчётливое: «Курва!», сказанное с явной досадой. Выскочив в гостиную, она увидела разбитую чашку, лужицу кофе и пушистый хвост Ленни, мелькнувший у холодильника. Никита смотрел на неё с нечитаемым выражением лица, а на брюках расползалось тёмное пятно.

– У меня, между прочим, совещание через три минуты, – наконец сказал он. – Будешь открывать ты, как мой зам.