- Каприс, ничего не хочешь мне объяснить? – неожиданно повернулась ко мне сестра.
- А что тут объяснять? Это и есть тот урод, который укусил меня.
- Урод? Он вовсе не урод, девочка. Это точно – все? Он больше ничего тебе не сделал?
Еще как сделал. Он лишил меня сна, поселил во мне странную тревогу. Но не буду же я рассказывать об этом своей сестре?
- Алу, он просто урод, который не умеет держать в узде свои зубы. И мне больше нечего рассказывать. Чур, я сплю под стеночкой.
Не раздеваясь, я нырнула в постель и блаженно вытянула затекшие ноги. Почти сразу провалившись в сон, я не видела, как недоверчиво смотрела на меня сестренка. И не почувствовала, когда она, улегшись рядом со мной, погладила меня по голове.
- Я не позволю ему тебя обидеть, Каприс…
Глава 7. Соперника нужно знать в лицо
Кто бы мог подумать, что какая-то чистюля так его заведет. Его, тертого и закаленного в боях и любовных утехах солдата.
Запах юных тел он унюхал сразу, как вошел в тот день в душ. Этот запах перебивал запах секса, которым только что занималась его сестра со своим другом и его верным боевым товарищем. Запах юной, нетронутой плоти был таким сладким и умопомрачительным, что первым его движением было удалиться. Но затем он передумал. Когда еще ему придется вкусить тела "чистой" девочки. В конце концов, не он ее сюда позвал. Это был ее выбор. Пусть легкомысленный и необдуманный. Но отчего он-то должен из-за этого страдать?
Проследив своим чутким обонянием, откуда идет запах, Лиам сначала не поверил. И лишь приникнув к достаточно широкой щели и уставившись в огромный глаз, опушенный длинными ресницами, решил не медлить. Под громкий девичий визг он одним рывком разорвал легко поддавшуюся обветшалую обшивку.
Не заметив в первый момент упавшую к его ногам девчонку, ринулся по узкому проходу. И вдруг остановился. ТОТ запах, так возбудивший и заинтересовавший его, остался где-то позади. И тут он ощутил за своей спиной движение. С легкостью поймав пытавшуюся проскользнуть мимо него девчушку, даже не стал терять даром времени. Швырнуть на кровать и в клочья разорвать на ней одежду, было легче легкого. Он чуть не одурел , увидев сжавшиеся от страха соски-вишенки. А запах , исходивших от нежных розовых лепестков, покрытых темным пушком, и подавно изгнал из его тела выдержанного мужчину. Оставшийся возбужденный монстр ринулся в атаку.
И если бы не ворвались Трис с Артуром, эта девчонка точно орала бы под ним от страсти.
Ударив кулаком по подлокотникам штурманского кресла, Лиам застонал. Ему стоило огромного труда отправить спать в одиночестве, в смысле – без него, эту юную соблазнительницу. Он готов был отдать руку на отсечение, что она даже не понимала, какую власть над ним приобрела.
И дело даже не в том, что легенды и рассказы бывалых вояк не соврали. У "чистых" девочек, не тронутых мутациями , был совершенно особенный, опьяняющий вкус. Он провел почти четыре часа в опасной близости двух девчонок. Но та, старшенькая, которая тоже вкусно пахла, совершенно не так влияла на него. Его член точно был заточен на Капризулю.
Он с удовольствием вспомнил, как легко поддалась его зубам нежная девичья кожа, какой одуряюще вкусной и ароматной была ее кровь. Лиам хмыкнул, похвалив самого себя. Та частичка его яда, попавшая в ее кровь, позволит ему найти ее везде. Ей не спрятаться и не скрыться. Ни один зверь, знающий его хотя бы понаслышке, не посмеет дотронуться до девчонки, помеченной им. Кстати, неплохо бы востребовать с нее благодарность за эту услугу.
Глупышка даже не понимает, что ей теперь не вырваться из его лап. Он никогда ее не отпустит и не отдаст другому.
Тому влиятельному поцу, которому она предназначалась, придется остаться ни с чем. Осталось только решить, как все провернуть.
Связанный договором, нарушение которого повлечет уничтожение его друзей и близких, и его самого, Лиам раздумывал, как сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы били целы.
Отправив спать девчонок, он прогнал и Артура с Трис. А сам занял штурманское кресло. Думать в тишине и полумраке было лучше, чем под встревоженные взгляды Артура и осуждающие вздохи Трис. Ей не понять, каково это, когда в крови бушует зверь, почувствовавший предназначенную для него особь.