— Угу! — с наслаждением надкусывая яблоко, кивнул Владимир Сергеевич.

— Действительно, медовый, — попробовав яблоко, согласился полковник.

— Теперь ваша очередь рассказывать, — шутливо потребовал старый садовод, когда они набили табаком по трубочке. — Вы небось на многих границах служили, всякое видывали.

— Всякое, — задумавшись, подтвердил полковник. — Но, представьте, ничего такого исключительного, о чем пишут в приключенческих романах, со мной не случалось... Впрочем, одна история, пожалуй, тоже была любопытная. Я тогда, можно сказать, еще мальчишкой был, в бритве еще не нуждался... Одним словом, я служил тогда рядовым бойцом на высокогорной заставе, на границе с Синьцзяном. Как знаете, положение там в ту пору было не то, что сейчас...

— Там, кажется, было много басмачей?

— Были и басмачи... — Полковник, любуясь, повертел в руке яблоко. — Да что басмачи! Я лучше о другом расскажу.

— Вы должны поспеть в Н-ск послезавтра к утру. Обязательно к утру, — сказал начальник заставы, — дольше самолет ждать не сможет.

Начальник сказал еще, что если испортится погода, Бочкареву и Юдину следует переждать в комендатуре: рисковать попусту незачем. Он пожелал им счастливого пути и пожал на прощанье руки.

Николай Бочкарев и Иван Юдин вскочили на лошадей и поскакали по каменистой тропе, влажной от стойких осенних туманов. Несмотря на ранний час, все свободные от службы пограничники вышли проводить товарищей и смотрели вслед им, пока они не скрылись за утесом.

В этот день на заставе только и было разговоров, что о Бочкареве с Юдиным. Шутка ли сказать, им предстоит преодолеть Северный хребет — средняя высота его равна вершине Монблана! — и спуститься по Черному ущелью в долину. Никто не неволил Николая с Иваном, они сами вызвались на это дело. а ведь редкий горец отважился бы проделать такой путь в октябре месяце, когда чуть ли не ежедневно льют дожди и вот-вот могут обрушиться снегопады, He так давно на Северном хребте сшибло обвалом трех контрабандистов, тайком пробиравшихся из Синьцзяна с тюками шелка и пачками опиума. Сажень триста катились они вниз, увлекаемые лавиной камней. Изуродованные, обезображенные тела их удалось откопать только на третий день...

Отъехав от заставы километров за четырнадцать, Бочкарев и Юдин вынуждены были спешиться: тропа на хребет оказалась загроможденной обломками скал — результат нового обвала.

С каждым шагом горные склоны становились все круче и все теснее сжимали лощину. Что-то необъяснимо грозное было в каменных громадах, вздымавших острые снеговые вершины к сумрачному осеннему небу.

Друзья молчали. Лишь однотонное цоканье подков раздавалось в суровой тишине. К седлу бочкаревского Орлика был приторочен длинный, тщательно завернутый в мешковину сверток. Подумать только, что именно им, Николаю Бочкареву и Ивану Юдину, выпало доставить его в Н-ск!..

Высоко на скале сидел снежный гриф. Глядя на всадников, он медленно поворачивал лысую, приплюснутую голову. Из-за камней выскочил горный баран и спугнул безобразную птицу. Гриф взмахнул крыльями и стал парить над ущельем.

— Падаль выискивает, — нахмурился Николай.

— До чего же он, гад, противный! — сплюнул Иван...

Наконец они преодолели каменную осыпь, и Бочкарев — он был назначен старшим — скомандовал:

— По коням!..

Однако часа через два снова пришлось спешиться: нужно было перебраться через среднее течение ледника Катыльчек, чуть ли не сплошь усыпанного моренами и пересеченного глубокими трещинами, а потом взбираться по крутой тропе.

И странно было видеть рядом с ледником стройную, будто подстриженную садовником, серебристую ель и корявую, низкую яблоньку.