— Завтра рабочие устроят все, как надо, —сказал Кирилл, когда они возвращались с северного склона оврага.
Сказал и вдруг, как-то по-детски тихонько ахнув, провалился по пояс.
Тарас не сразу сообразил, что Прокофьев угодил в скрытую сугробом трясину, и, сбросив с плеч инструмент, кинулся к товарищу.
— Не подходи! — остановил Кирилл.
Тогда Тарас схватил лопату и начал разгребать сугроб.
— Сдурел, «фасоль»?! — почти зло крикнул Кирилл. — Подай лопату мне и тяни...
Ухватившись за конец лопаты, он спокойно добавил:
— Помаленьку...
Под ногами у перепуганного Тараса все колебалось, он чувствовал, что сам того гляди провалится в трясину, но все же, весь напружась, вытянул на снег товарища.
Валенки у Кирилла насквозь промокли; он поспешно скинул их, размотал портянки, стянул с ног шерстяные носки.
Луна выглянула из-за зубчатой стены леса, и в свете ее Тарас увидел на лице Кирилла показавшуюся странной улыбку.
— Спички мы забыли, — порывшись в карманах, сказал Кирилл. Что же делать?..
Тарас поспешно скинул валенки, расстегнув закостеневшими пальцами полушубок, стащил с шеи шарф (Олин подарок!), разорвал зубами надвое.
— Вот тебе портянки!
Кирилл шарфом обмотал ноги, всунул их в свои дымящиеся на морозе валенки, сказал тоном приказа;
— Обувайся!
— Замерзнешь, — встревожился Тарас.
— На ходу обсохну, — приплясывая, успокоил Кирилл. — Не отставай...
Они выбрались на просеку, на свои недавние следы. Там, где ветер успел намести новые гряды снега, Кирилл — он опять был первым — прорывал, протаптывал чуть ли не траншеи. Они бежали, не сбавляя темпа: только движение, быстрое, безостановочное движение могло влить в них тепло.
Временами Тарасу казалось, что они никогда не выберутся из тайги, никогда не добегут до заставы. Думы о Каменке, о родных, об Ольге, неотступно заполнявшие его голову в первые часы похода, совсем почти оставили его. Дом, семья, Оля — все это стало далеким, почти детским воспоминанием. Он бежал, тяжело дыша, с трудом переставляя ноги, механически ступая в след Прокофьева. Думалось, что, сделав еще несколько шагов, он упадет и больше уже не встанет... Его обиды на Прокофьева, на Кирилла... Какими же мелкими, никчемными представлялись они ему теперь! Какой замечательный друг Кирилл...