— Самому надо погружаться! — решительно сказал я себе.
Первым делом я достал швартовый фал — выброску со свинцовым грузом в оплётке на конце, разложил её на палубе и разметил ярким суриком каждый метр. Затем опустил этот импровизированный лот до дна и измерил глубину под бортом. Вышло что-то около пятнадцати метров.
— Не так уж и много, приблизительно высота пятиэтажки, но без акваланга всё равно не обойтись, — сообразил я. — Для страховки Васю надо бы позвать, а то эти бараны, — я покосился на бойцов, — и меня, чего доброго, утопят!
Послав одного из подвахтенных в казарму за Васей, я вытащил на палубу оба наших корабельных акваланга и замерил давление воздуха в баллонах. Результат оказался неутешительный. Погружаться с ними было никак нельзя: после экспедиции на остров их никто не подзаряжал, поэтому воздуха оставалось в лучшем случае минут на пять, да и то если на дне просто лежать и ничего не делать. Я призадумался:
— А стоит ли рисковать? Может, всё же доложить командованию? Не тридцать седьмой же год! Не посадят и не расстреляют. Ряхин — тот вообще парой нарядов отделается.
— А мне что будет? Со мной, конечно, посложнее… — наморщил я лоб, вспомнив о неприятном. — Вот с особистом штабным на той неделе из-за ерунды поругался, а тот обиделся, ходит теперь, нос везде суёт, оперативную информацию, наверное, собирает, Пинкертон долбаный! Да ему сейчас только повод дай к чему придраться — такое дело раздует! Да и замполит в последнее время волком что-то всё смотрит, до всего докапывается, козни строит. Звание на три месяца уже почему-то задерживают. Его, скорее всего, заслуга. Так лейтенантом и до пенсии проходить можно…
Пришёл Вася. Настоящий друг — никогда не бросит в беде! Вместе мы ещё какое-то время поколдовали над аквалангами и пришли к выводу, что погружаться нельзя однозначно. Я до этого ещё тешил себя какой-то надеждой, но Вася категорично заявил:
— Нельзя! Опасно! — и стал терпеливо объяснять: — Кислородное голодание может наступить незаметно. Вроде чувствуешь себя нормально, ситуация под контролем, никакого дискомфорта не ощущаешь и вдруг раз — и выключился. Пока я тебя наверх достану, трупом уже будешь!
Ещё немного подумали, взвесили все «за» и «против» и решили использовать наш безотказный ИСП. Кто не знает, что это такое и кому действительно интересно, популярно объясняю. Это индивидуальное снаряжение подводника — гидрокостюм из толстой прорезиненной ткани с тяжелеными бутсами на ногах. Подобное обмундирование когда-то в доисторические времена использовали водолазы. Только наше облачение окраску имеет ярко-оранжевую, а на голове вместо бронзового шлема — маска типа противогазной. Сверху на шею хомутом одевается и шлангами соединяется с маской ещё одно безотказное произведение отечественного оборонпрома — ИДА-59 — индивидуальный дыхательный аппарат образца 1959 года.
Всё это имущество по своему прямому назначению должно использоваться исключительно в аварийной обстановке — для выхода подводников на поверхность из затопленной субмарины. Для этого оно в своё время создавалось и придумывалось. Для выполнения же водолазных работ данное снаряжение мало приспособлено, так как массу имеет порядка 50 килограммов, обзор через круглые стёклышки самый что ни есть минимальный, а из-за чугунных стелек в подошвах положение в воде кроме как вертикальное принимать крайне затруднительно. Но делать нечего, проблема не решится сама собой, надо действовать и использовать те средства, которые находятся под рукой.
Облачение в ИСП — процесс не из лёгких. С помощью Васи я принялся за это ответственное дело. Через специальное отверстие в грудной части комбинезона ногами вперёд влез в его нижнюю часть. Не снимая тапочек, встал ступнями на чугунные стельки безразмерных бутс. Затем нырнул в просторные рукава, набросил на плечи верхнюю половину одеяния и натянул на голову устрашающего вида маску. Вася собрал в гармошку лишнюю ткань на груди, туго скрутил её и тщательно всё загерметизировал, затянув резиновым жгутом. Потом взгромоздил мне на шею хомут ИДА, от тяжести которого я невольно присел, подсоединил к маске дыхательный шланг, открыл краны баллонов, переключил дыхание на аппарат и, обвязав по талии страховочным концом, легонько подтолкнул к борту. Всё, к спуску готов!
Словно рыцарь, закованный в тяжёлые латы, я загрохотал по железной палубе и с Васиной и Ряхина помощью благополучно добрался до кормы. Там осторожно, чтобы не удариться о выступы на корпусе и не повредить себя и снаряжение, грузно перекантовался за борт, и море сомкнулось над моей головой.
22
На дне
В воде сразу стало легко и почти невесомо. Путь на дно с перебиранием руками по уходящему вертикально вниз фалу занял пару минут. Очутившись на грунте, я через головной клапан стравил излишки воздуха. Наверх устремились сверкающие, зыбкие, как ртуть, пузыри. Выпустив из рук фал, я решительно сделал шаг в неизвестность.
С неровной, вяло колыхающейся поверхности на глубину пробивался дрожащий рассеянный свет. Солнечные пряди переливались в толще зеленоватой воды. По гладкому илистому дну с редкими пучками бурых водорослей прыгали, играли, перескакивая с места на место, рыжеватые пятна солнечных зайчиков. Наверху, на фоне подёрнутой сверкающей рябью беспокойной плёнки воды, допотопными дирижаблями зависли несколько ленивых неповоротливых рыбин. Нежная зелень моря вдали постепенно густела, темнела и становилась совершенно непроницаемой. Я невольно залюбовался нетронутой первобытно-идиллической картиной подводного царства и почти забыл, для чего здесь оказался.
Развернувшись к подводной лодке, я оказался лицом к лицу с реальностью, и взору предстал совершенно иной вид. Серое в тени корпуса дно сплошь было завалено мусором. Залежи ржавых труб, строительной арматуры, консервных банок и прочего хлама покрывали всю площадь предполагаемой зоны поиска. Это походило на средних размеров риф, узкий и длинный, тянущийся вдоль всего пирса.
— Вот они, плоды цивилизации! — печально констатировал я.
Чёрная туша подводной лодки, объёмная и тяжёлая, нависала прямо над головой. Было даже как-то неуютно под ней находиться — вдруг сейчас ни с того ни с сего эта громадина опустится и придавит всей своей массой! На корпусе хорошо различались прочерченные квадратами сварные швы и технические отверстия в округлых бортах. Благородной бронзой в корме поблёскивали на солнце острые, как лезвия, лопасти гребных винтов. Чуть сбоку, на фоне зыбкого неба, виднелось густо обросшее бурыми водорослями необъятное днище плавпирса.
Остановившись у подножия рукотворного рифа, я обозрел предполагаемую зону поиска в наивной надежде сразу же обнаружить злосчастный автомат. Беглого взгляда сквозь запотевшие стёкла на это безобразие было достаточно, чтобы осознать всю бессмысленность затеянного мероприятия.