А может, я просто боюсь услышать правдивый ответ?
И еще — какое ко всему этому отношение имеет господин Пагода, которого так часто по ящику показывают?
Елена как раз одна, без матери — готовит «студию» к новым кровавым деинсталляциям. Тети Томы нет — ушла. В выходные, когда мать и дочь дома, ее обычно отпускают. Впрочем, на ночь няня всегда возвращается.
План очередной беседы у меня продуман заранее. Выждав некоторое время, я добираюсь до операционной, стараясь шуметь поменьше. Заглядываю в раскрытую дверь…
Девчонка смотрит на меня. Она все слышала, маленькая ведьма. Она меня ждет.
— Может, еще раз вколоть ему седуксен? — киваю я в сторону палаты. — Мучается парень.
— Вколола, сколько надо.
Я вползаю внутрь.
— Побуду здесь, ладно? Скучно одному.
Операционная у них совмещена с предоперацонной — маленькое, чистенькое и очень домашнее помещение. Наверное, когда-то здесь размещалась детская — судя по зайчикам, нарисованным на сводчатом потолке. Кроме этих зайчиков ничего не напоминает о светлом прошлом. Никакой лишней мебели. Операционный стол, пара штативов для капельниц, сухожарый шкаф. Аппарат для наркоза плюс «искусственное легкое». Мойка с краном, который модно повернуть локтем; емкости для дезрастворов, где замачивается инструмент. Полимонитор. На стенах — две мощные ультрафиолетовые лампы.
Родной, до слез знакомый интерьер.
— Я хочу тебе кое-что сказать, — осторожно начинаю. — Нынешняя ситуация меня по понятным причинам беспокоит. Ты только скальпелем не кидайся, договорились?
Елена замирает возле пакета, куда она сгребла весь мусор, и молча оборачивается ко мне.
— Вспомни, раньше в палате меньше трех любовников не было, все койки были заняты. Это не считая меня. А теперь? Что, количество заказов уменьшилось?
— Нет, не уменьшилось, — признает она после паузы. — Просто мать многим клиентам отказывает.
Елена ответила! Суровая молчальница распечатала уста! А ведь еще вчера любой вопрос, связанный с «заказами», «клиентами» и другой чертовщиной, разбивался о глухую стену…
— Кстати, о матери, — продолжаю я, не дав сумасшедшей радости вырваться на волю. — Чем наша амеба занята?
Только улыбку себе позволяю, легкую, чуть виноватую улыбку.
— Эвглена — это не амеба, — поджимает она губы. — Совсем другое клеточное строение.
— Прости, я плохо разбираюсь в одноклеточных.