Очень по-швейцарски.
Альберт Эйнштейн жил в Берне. Это город, где, по его словам, его посещали «счастливейшие мысли в жизни». Это место было откровением, которое помогло ему вывести его Общую Теорию Относительности. Его место было в скромной квартире на основной торговой улице города. Сейчас там небольшой музей. Он восстановлен в точности так, как это было, когда Эйнштейн жил здесь: диван, деревянные стулья, бутылка вина, маркированная 1893 годом, люлька для сына Ганса-Альберта, несколько черно-белых фотографий самого Эйнштейна, еще до того, как его волосы побелели, позирующего вместе со своей семьей. Его жена и сын смотрят в камеру, но Эйнштейн на всех фотографиях смотрит куда-то вдаль. Размышляет ли он об энергиях и сущностях? Или он думает: «Стоит ли мне развестись?» (Что он в конце концов и сделал.)
Я открываю французские окна, вытягиваю шею и смотрю вниз на улицу. За исключением пары машин, улица практически не изменилась с 1905 года. Я закрываю глаза на несколько секунд, затем открываю их снова, почти поверив, что я переместился во времени.
Эйнштейн, кстати говоря, доказал, что теоретически это возможно. Кто-то живет этажом выше бывшей квартиры ученого. Графический дизайнер. Жить в том же здании, где жил Эйнштейн! Сначала я подумал, что это было бы замечательно. Настоящий кайф. Но затем я понял, что это и огромное давление. Каждый раз, поднимаясь по лестнице, по которой поднимался Эйнштейн, — я бы разочаровывался в том, что мне не пришло в голову что-нибудь вроде E = mc2. Нет, это не для меня.
Эйнштейн, как и я, считал Берн приятным городком, но скучным. И поэтому я задаюсь вопросом: если бы швейцарцы не были такими скучными, возможно, он бы никогда не сделал столько, сколько сделал? Никогда бы не разработал Общую Теорию Относительности? Другими словами, не продиктовано ли скукой наше желание создавать?
Британский философ Бертран Рассел так и думал. «Определенное количество скуки… необходимо для счастливой жизни», — писал он. Может быть, я недооцениваю швейцарцев. Может быть, они знают о скуке и счастье что-то такое, чего не знают остальные.
Терпение и скука тесно связаны между собой. Скука, определенный вид скуки — вызваны нетерпением. Вам не нравятся какие-то вещи, они недостаточно интересны для вас, так что вы решаете — и скука тут решение, — что вам надоело.
У Рассела было что сказать на эту тему: «Поколение, которое не может терпеть скуку, будет поколением маленьких людей, оторванных от естественных процессов, людей, в которых каждый жизненно важный импульс замедлен, и они будто срезанные цветы в вазе».
Я начинаю думать, что, возможно, швейцарцы не такие уж скучные. Они просто знают, что путь начинается извне.
Я воссоединяюсь со своей любовью. Возвращаюсь в швейцарский поезд. Моя следующая остановка — Цюрих, город настолько чистый, что на его фоне Женева кажется трущобами. Я заселяюсь в свою гостиницу, и мне нужно где-то убить время. Я совершаю небольшую поездку до близлежащего холма. Общественный транспорт Цюриха работает на доверии, за исключением того, что контролеры ездят вместе с пассажирами и примечают безбилетников. Доверяй, но проверяй. Это то, что происходит в моем автобусе — допрашивают мужчину средних лет. Он явно пытается объяснить, что уже выходит. Он выглядит раздосадованным, смущенным, но не испуганным. Я понимаю, что безбилетников пугает не штраф, а публичное унижение быть уличенными.
На вершине холма моему взору предстает весь Цюрих, словно на полотнах эпохи Возрождения. Я чувствую себя здесь в безопасности, и это происходит со мной, возможно, потому, что мы находимся на высоте. Может быть, это влияет на нас, как на шимпанзе, которые стремились забраться повыше на дерево и раскачивались на ветвях. С высоты они могли видеть любую потенциальную опасность, не опасаясь быть замеченными.
Это прекрасный день: чистое небо, видно все до горизонта. Люди принесли свои обеды и устроили импровизированные пикники. Я вижу пожилых мужчину и женщину, сидящих на скамейке в парке. Он носит итальянскую шляпу и сидит неподвижно. Рядом женщина с двумя собаками. Собаки, я клянусь, щиплют друг друга за пятки, улыбаясь. Они не привязаны, но и не пытаются бежать. Это же швейцарские собаки.
Это все замечательно, думаю я, но мне пора. Тип мышления, который обычно срабатывает, но на этот раз я останавливаюсь. А куда, собственно, я собрался? Сейчас 3 часа дня, прекрасного весеннего дня в Швейцарии. Меня никто не ждет, спешить некуда.
Британский ученый Авнер Оффер писал, что «достаток порождает нетерпение, а нетерпение подрывает благосостояние». Он прав. Вы не увидите много нетерпеливых бедных людей (они несчастны по другим причинам, позже я расскажу об этом подробнее). А затем меня осенило. Швейцарцы богаты и терпеливы — редкое сочетание. Они знают, когда остановиться. На самом деле, я пробыл в Швейцарии две недели, и за это время ни один человек не посмотрел на свои идеально работающие позолоченные швейцарские часы и не сказал «я должен идти» или «мне давно пора вернуться к работе». На самом деле это я все время поглядывал на свои пятидесятидолларовые «Seiko».
При помощи друзей я создал блог для сбора комментариев швейцарцев о счастье. Один, в частности, привлек мое внимание, и сейчас я его вспомнил.
«Может быть, счастье заключается в следующем: не чувствовать, что вы должны быть где-то еще, делать что-то другое. Возможно, нынешние условия в Швейцарии… создали возможность просто „быть“ и просто „быть счастливым“».
Так что я сижу на вершине холма еще минут двадцать. Все это время я непоседлив. Это практически убивает меня. Но я делаю это, не впадая в крайности. Я считаю, что это незначительный перерыв. Меня осеняет, что я не-швейцарец по очень многим пунктам. Я не люблю правила. Я не аккуратен. Я склонен к диким колебаниям настроения.
У меня нет каких-либо накоплений, если не считать смятую десятидолларовую купюру в моем бумажнике, которая, я думаю, была напечатана в 1981 году.
Единственное, что у нас есть общего, у Швейцарии и у меня, — наша любовь к шоколаду. Незначительная схожесть. Швейцарцы потребляют огромное количество шоколада, и есть некоторые достоверные доказательства того, что шоколад делает нас счастливее.
Для того чтобы исследовать эту гипотезу, я посещаю шоколадный магазин. Это напоминает мне о съедобной картинной галерее. Служащие держат трюфели пинцетом, как если бы они рассматривали редкие и драгоценные камни. Я вижу целую стену шоколада всех мыслимых видов. Шоколад с какао из Колумбии и Эквадора и Мадагаскара. Шоколад с добавкой апельсина и малины, фисташек, изюма и коньяка, рома и чистого солодового виски. Я покупаю по одному кусочку каждого вида и беру их в свой номер в гостинице, чувствуя себя совершенно как ребенок в магазине конфет. Я запираю дверь и раскладываю мой улов на одеяле. Я кусаю мадагаскарский — конечно, он хорош, не существует такого понятия, как плохой швейцарский шоколад.