Услышав ответ подруги, как всегда энергичный и уверенный, Александра задумалась.
– Ты уверена, что это разумно? – Она представила себе лицо герцога, обветренное и покрытое шрамами, на котором застыла гримаса ярости. Ведь его семейство обесчестили в его же родовом гнезде.
Что-то в намеченном подругой сценарии ей не нравилось и пугало.
Впрочем, с какой стати это ее тревожит? Особенно если Редмейн – средоточие зла. Но если нет? Разве должен один человек отвечать за злодеяния членов своего семейства?
Она не могла не думать об очаровательном скромном мужчине, который шел рядом с ней по скалам, о его манере держать себя, о его уме и остроумии. При взгляде на него легко можно представить себе Ужас Торклифа. И вовсе не из-за шрамов, а из-за насилия, на которое он был способен. Он двигался и держался, как хищник, ступающий по своей земле. Земля действительно принадлежала ему. А вот был ли он хищником?
– Чем скорее выяснится причастность Редмейна или Рамзи, тем меньше станет вероятность повторения вчерашнего инцидента, – проговорила Франческа, повернувшись спиной к Сесилии, чтобы подруга застегнула лиф ее платья. – Если мы обнародуем правду, то окажемся в большей безопасности, чем если станем мстить тайно.
– В свете последних событий я склонна согласиться. – Сесилия кивнула. Ее роскошные волосы, уложенные в замысловатую прическу с помощью фиалковых лент и перламутровых гребней, казалось, грозили вот-вот рассыпаться по плечам. На это и был расчет. У всякого, кто взглянет на эту потрясающую прическу, возникнет желание вытащить гребень или заколку и закрепить ее понадежнее. – Если с нами что-то случится после разоблачения, вина автоматически ляжет на Редмейна или Рамзи.
– Совершенно верно. – Франческа закончила расправлять юбки Сесилии – каскад блестящего шелка. – И поскольку очевидно, что целью стрелка была я, очень важно действовать быстро.
Накануне утром Александра, вернувшись в замок, сразу нашла подруг. Она рассказала им о записке, найденной герцогом в кармане стрелка, и об их разговорах.
Она намеренно не упомянула о физической стороне их общения, хотя не желала даже думать почему. Ведь речь шла всего лишь о падении. Так почему она не может заставить себя говорить о нем?
Потому что он обнимал ее? Потому что в какой-то момент, глядя на его лицо, обожженное чужеземным солнцем, и на ужасные шрамы, она увидела… Что?
Усталость. Нет. Осторожность.
Нечто знакомое было в его глазах, синих, как небо, и яростных, словно море. А еще они были усталыми и ранимыми.
Когда он неосознанно тронул кончиком языка шрам, изуродовавший губу, неуверенность этого движения что-то изменила в ее душе, пробудила в ней нежность – эмоцию теплее, чем жалость, и мягче, чем любопытство. На какой-то миг она овладела ею, и Александра забыла, что должна бояться.
Она оказалась в плену странного ощущения, шокирующего чувства, которое она отдаленно идентифицировала как… убежище? Безопасность? Его тело рядом было твердым и тяжелым. И не надо было обладать слишком развитым воображением, чтобы представить себе его неуязвимость, способность защитить ее от всего, что может ей навредить.
Ей даже показалось, что она могла бы остаться под его защитой навсегда. В безопасности.
Но тут его глаза уставились на ее приоткрытые губы, и его тело моментально напряглось, и что-то твердое, как железо, уперлось ей в бок. Он… Александра решила не называть слово даже мысленно. Мужчины больше не
Она ощутила досаду при мысли о своем ответе. Подумать только, она пригрозила ему пистолетом! Кажется, только направить пистолет на герцога – уже считается преступлением. Но ей было все равно. Ужас и беспомощность охватили ее с такой силой, что перед ней было только два пути – спастись или броситься с обрыва.
Она бы умерла – нет – она бы убила его раньше, чем подумала об альтернативе.
Александра надела незамысловатое платье серебристого цвета и с трудом просунула руки в длинные прозрачные рукава. Она намеренно не использовала ни турнюры, ни корсет – ничего, что могло бы привлечь к ней мужское внимание.