Когда Клим сорвался, был вечер воскресенья — восьмое сентября. Сначала он не понял, почему в нем просыпается гнев. Не сдержавшись, ночью он словно надел черные очки и ничего не видел, двигаясь в темноте, тогда-то и сел в машину, разогнав такую скорость, которая была почти пять лет назад на его спидометре, когда главного человека в его жизни не стало. После всего произошедшего он сломался, горесть утраты нависла на его плечах, преклоняя его к земле.

— Прости меня, ничего бы не случилось, если бы мы никогда не встретились, если бы я не влюбился, если бы ты не вздумала пытаться изменить меня…

Он винил только себя и никого другого в ее смерти. А она все также улыбалась, когда очнулась, и все время приговаривала как всегда:

— Ты не виноват. Не нужно винить себя.

В тот день ее горящие голубые глаза потухли навсегда. Скорбь разрывала сердце Клима, ему казалось, что теперь и ему незачем задерживаться на этом свете, и только существовал. Николай Николаевич помог ему со всем справиться, помог приглушить звук вины, но что-то оставалось в его сердце такого, что чего-то или кого-то ждало. Прошло несколько лет, и Клим уже не испытывал бывалых чувств к покойной Саше. Он считал ее как за свою сестру, такой уж по нраву была она. Маленькая, беззащитная. Ему удавалось даже радоваться, чувствовать себя нормальным человеком.

А потом он встретил Тамару…

Что-то завораживающее было в ее взгляде светло-зеленых глаз. Сначала Климу было только лишь интересно, но после он понял, что тут присутствует что-то помимо интереса. Каждый день, проходя мимо ее квартиры он вспоминал, как она смотрела на него с ножом в руках и боялась даже ступить и шагу. Клим сразу понял, что с ней что-то не так, раз она готова защищаться от того, кто помог ей избежать худшего в месте, где она не должна была быть. Какой страх был на ее лице, а позже отчаяние, когда она начала говорить о том, как ей плохо в их первую встречу. Вытирая кровь из носа, которая так и хлестала, Тамара говорила и говорила, пока не кончился воздух. После эта фраза с спокойным присутствием. Клим ничего не понимал в сказанном, но был повод провести субботу не в компании Жени, которую он на дух не переносил. Родители считали, что делали для него лучше, но по-сути, они уверяли в этом только себя, даже не интересовались его состоянием. У них был свой принцип: «Если не показывает, что все плохо, значит, все хорошо». Тамара тогда читала его как открытую книгу да и он ничего не таил. А потом в один из дней позвонила и даже написала в сообщении, что если она не ответит через час, значит нужно подъехать к n-ому подъезду. Так и случилось, и он стоял около дверей, ожидая чего-то неизвестного. Она выбежала в слезах и с трясущимися руками, на подкашивающихся ногах. Как же тогда он испугался, просил объяснить, что происходит, но Тамара кричала, лихорадочно озираясь по сторонам, и плакала без перерыва. И тогда у него в мозгу не возникло никакой другой идеи, кроме как воспользоваться советом, очень важным советом — если вы чувствуете, что у человека есть состояние предпаническое, поцелуйте его. Клим тогда не раздумывал, ему было плевать на последствия, которые могут возникнуть, на запреты, которые они до этого установили, ему нужно было что-то сделать, и он делал.

Тогда его сердце забилось чаще, хотя признаться честно, он списал это на волнение. После этого Клим, вероятно, и начал что-то чувствовать. Именно в тот вечер ему вспомнилось все то, что принесла другим его прошлая влюбленность. Он беспомощно бился в сомнениях и не мог ничего с собой поделать. Это показалось Климу чем-то немыслимым, будто бы он не достоин снова испытывать это чувство.

Но больше всего боялся, что она навредит самой Тамаре, которая в тот момент была подавлена. В ту ночь Клим сорвался, давя на газ. И именно тогда понял, что не может даже надеяться на что-то большее. Что-то происходило с Тамарой и с ним. Клим решил признаться во всем, но не смог даже завезти машину. Взяв все документы, которые Николай Николаевич отдал ему после окончания лечения, показал их Тамаре и рассказал свою историю. Он на самом деле не знал, как она отреагирует, поэтому никак ни на что не надеялся. Чувство ненужности постоянно укоренялось в нем, но после всего услышанного Тамара не только не оттолкнула его — она сказала, что ей абсолютно все равно на то, что было в прошлом, потому что она знала его сейчас. В сердце Клима появилась надежда хотя бы просто побыть рядом с ней, хоть это и казалось чем-то вроде, как она сказала, приятного присутствия. Ему было тяжело и больно показывать свои шрамы, которые покрывали левую руку — это что-то интимное, запрещенное. Тамара не морщилась, не пугалась, она просто смотрела и изучала его с таким сочувствующим выражением лица. Его расстройство снова начинало проявляться на свет. Вечером Тамара успокаивала его, прижимала к своей груди, гладила по волосам и пела колыбельную, которая теперь каждый раз звучала в его голове ее голосом. Тогда он уснул, ее методы действовали на него удивительно быстро.

В следующую их встречу Клим хотел повествовать Тамаре историю Саши, но так и не решился, так как она завела разговор про Николая Николаевича, к которому советовала снова сходить, чтобы доработать проблемы, которые открылись через года снова. Клим боялся, что если он сходит к нему, мужчина его не обнадежит, и факт того, что теперь ему снова придется жить со своей прошлой ошибкой, давал бы о себе знать, угнетая его. Было страшно представить, что Николай Николаевич опять скажет, что Климу придется проходить лечение. Страшная молодость его вспоминалась со слезами сожаления.

Тамара затронула эту тему и предъявила ему: зачем он взялся поддержать ее, если сам не может противостоять своим же демонам. Но ему была нужна не поддержка, а сама девушка. Он не заметил, как глаза словно застелила белая пелена, и очнулся только тогда, когда Тамара почти потеряла сознание от нехватки кислорода. Мысли о своей никчемности и бесполезности в этом мире захватили Клима в этот момент. Он готов был сброситься со обрыва прямо тогда же, но… Тамара со всей своей миниатюрностью, худобой и тонкими запястьями ухватилась за него и потянула назад, когда Клим уже занес ногу в воздухе. Он впал в ступор сразу после этого. Ему пришлось сдерживать слезы, когда Тамара с яростью объясняла ему, что без него ее бы сейчас здесь не было. Может, он немного неправильно ее понял, но там точно было что-то вроде его необходимости в ее жизни. Клим удивился, когда впоследствии узнал, какую большую роль он сыграл для нее.

Он встретился с Николаем Николаевичем спустя два года. Тот лишь улыбнулся тогда и сказал:

— Клим, ты должен разобраться, что ты на самом деле чувствуешь к ней, тогда решится твоя старая проблема. Я тут, к сожалению, почти ничем не могу помочь. Все вернулось после того высоко эмоционального момента, но только оттого, что ты не принимаешь свои права на нее. Запомни, ты можешь испытывать то, что, по моим догадкам, начинаешь чувствовать.

Тогда Клим задумался и долго не возвращался к своему бывшему психотерапевту. Когда Тамара, доверившись ему, оставалась у него на ночь, он не давал себе права приближаться к ней ночью, даже мечтать, но сам сидел возле нее и рассматривал ее блаженное лицо во сне. Во время бодрствования оно изображало либо страдание, либо грусть, но во сне Тамара расслаблялась, то хмурилась, сжимая губы в тонкую линию, то что-то бормотала, будто пропуская сквозь слова улыбку. Клим сидел радом с ней спящей и тоже успокаивался, забывал о своих проблемах, когда дотрагивался до ее волос, щек и шеи пальцами. Каждый раз приближаясь, что ее теплое дыхание щекотало его лицо, он почти прикасался к ней губами, но тут же отдалялся, не нарушая запрет, который они установили.