В подсумках оказалось несколько медпакетов быстрого реагирования. Так же, как и у нас, кровеостанавливающие, обезболивающее. Если у нас кровь только запекалась, то у них и ткани начинали срастаться, обезболивающее обезболивает быстрее и дольше, ничего нового, просто более высокий технологический уровень. В кучу свалены чёрные жемчужины, около полутора десятков, довольно много горошин и споранов, около полутора сотен того и другого. Всё это было перемешано в кучу, разобрать я их не успел. Нас срочно швырнули на рейдер-танк, а потом грохнул скреббер.

Мой палаш, «Калаш», семьдесят два патрона к автомату — две стандартные обоймы и двенадцать патронов я схомячил. Нео очень неохотно отдавали папуасам свои технологические разработки. Патрончик, открывающий лапу рубберу или сносящий голову, не помешает, поэтому я горстку прихватил, рассчитывая ещё пару раз повторить попозже, но не удалось.

Два пистолета оказались у Носорога. Калибр довольно крупный, скорее всего натовский, наверное, двенадцать с хвостиком миллиметров, две обоймы в пистолетах и одна запасная. Для предварительно напряжённой пули калибр играл колоссальную роль. Его пистолеты были намного мощнее моего автомата, потому что имели большую, почти в полтора раза массу пули, вопрос только в точности и дальности. Один пистолет оказался у Амазонки, под стандартный 9-миллиметровый патрон, тоже натовский, «Люгер», по-моему. Два ножа. Это были высокотехнологичные разработки новых людей. Клинки резали всё. Ещё были пара фонариков. Их не требовалось заряжать, по крайней мере, на том, что надо экономить, нео внимания не заостряли. Мы имели три гранаты и цилиндр с ядерной бомбой.

Это я не шучу, правда, с ядерной бомбой. Предмет из серого металла и пластика сантиметров 20–30 в диаметре и длиной полметра с удобными ручками для переноски. С ним ещё разговаривать надо, как с собакой, всё время, а то ему скучно станет. Вот правда, опять не шучу, и с головой у меня всё в порядке, конечно, относительно в порядке, после того как там пошалили мой воображаемый друг и скреббер. Такие цилиндры по две-три штуки в каждой рейдовой группе были.

Из еды только пара баночек энергетика и маленькая пачка с сушёными галетами. Печенья оказались плотными кругляшками из смеси хлеба и шоколада. Их обязательно надо запивать водой, они были крохотными, и считать это запасом совершенно не приходилось. Новые человеки их грызли больше для развлечения, чем реально наесться, это не рацион, это был десерт.

Очень радовала подложка нео-скафандра. Детвора в один голос утверждала, что она должна в теории выдерживать наши пули, осколки и когти средних заражённых. Я уже убедился, что она неплохо амортизирует удары, когда меня в танке швыряло, и обладает ярко выраженными противовонючими свойствами. Это я в Рейдер-автономе убедился. Не полностью, но заметно приличными. Здесь заражённые прекрасно ориентируются по запаху, и подобное свойство имеет вполне практическое применение. Однако руки, ноги, лицо и шею она не прикрывала, очень обидно, а хотелось бы. Полностью надеяться на её непробиваемость не стоит. Как она будет работать против двенадцатого калибра или удара лома? Допустим, не пробьёт, а кости под ней? Кольчугу подельника Штыря спецназ из квазов тоже не пробил, зато шею под ней сломал.

Мы просто чудом пробежали в этот дом, оставшись почти незамеченными. Он стоял крайним и ещё не был заселён. Почти все квартиры остались просто пусты, и в некоторых стояли весьма ценные предметы вроде фортепиано или хранилась коллекция постельного белья, завязанная в поношенную простынь. Всюду были коробки с посудой, детскими игрушками, вязанки с книгами.

Осмотрев подъезд, наша банда опять вернулась на верхний этаж, плюхнулась на тюки с одеждой и расселась на коробках из фанеры. Во всём подъезде деревянные двери и натуральные бумажные обои. Я бы предпочёл железные решётки тамбуров и стальные, корявые двери девяностых этому аккуратному уюту шестидесятых.

Носорог разделил галетки и раздал. Мы жевали, а я начал свой очередной поучительный рассказ:

— Я вам хотел историю рассказать. Когда я был маленький, то мы ходили в поход, рядом с городом. У нас степь и искусственный лес посаженный. Из диких животных в лесопосадке водилась только всякая мелочь, но мы вокруг палаток натягивали нитку и на неё пустые банки вешали, чтобы если медведь в лагерь зайдёт — звенело. Вы понимаете? Чтобы знать, что медведь пришёл. Это такой большой, как заражённые, и злой. Конечно, его там не было, и это только игра, а вот если вправду пришёл?

Преданно смотрят. Наверное, оценивают — я сам могу идти или всё-таки в усмирительной рубашке меня придётся тащить? Не доходит.

— Ну вот подумайте, пришёл медведь и мы об этом знаем. Дети из палаток высовываются и видят — медведь.

Дошло. Поняли. Очевидно, что для маленького ребёнка разница только в том, что во сне его съедят или всё-таки он успеет на мишку посмотреть. Я подвёл итог разговора:

— Двери все деревянные, дом с краю. В квартирах пусто, а я уже третьи сутки не спал, и вы на вторые пошли. До вечера пару часов спим и надо куда-то перебираться. Ничего больше не делаем, куда выкатит, так и будет. Отбой!

Когда мы проснулись, то стали участниками ещё одного обыкновенного чуда Стикса. Вместо планируемых пары часов сна мы продрыхли весь вечер, ночь и утро. Проснулись сами, но не от хруста своих пережёвываемых костей и вырываемых кишок, а потому что отлично выспались после такого напряжённого дня. Нас не нашли, и мы могли спокойно решать, что дальше делать.

Во всей этой суете очень помогло, что нео немного говорили на русском. Зачем им русский? А незачем обычному новому человеку русский. Нео и не знали о том, что такой язык есть. Недоросли были моими крестниками. Это всё в продолжение темы большой мексиканской семьи из американской мыльной оперы. Привозя детей ко мне, новые люди разумно предполагали, что автоматический переводчик может не дать возможность зацепиться за энергетику неперерождения, и поэтому всех детей, которых собирались привести ко мне, они учили русскому. Конечно, минимально, на уровне: «Конфетку на, конфетку дай. Вот ыз ё нэйм? Майн нэйм ыз Маша». Всё очень примитивно, сотни три-четыре слов, самые-самые примитивные фразы, кто они, чего они, есть, пить, спать, смотри туда-сюда.

Собственно говоря, это просто чудо, что не вышла из строя вообще вся электроника. Когда мы попали в черноту, всё, что было более-менее сложное, разломалось в куски. Остались только примитивные устройства, как фонарик, компас-навигатор, наши коровьи колокольчики-переводчики, карманные игрушки типа тамагочи — абсолютно бесполезные, но недоросли в них души не чаяли. Почти всё это нео делали одним кристаллом, и чернота, очевидно, посчитала это просто куском камня.

В этом подъезде делать было нечего, и чем мы быстрее отсюда уберёмся, тем будет лучше. Мы убрались, но недалеко. Метров на двести.

Достоверно известны, абсолютно точно описаны и задокументированы множество случаев, когда пионеры переводили старушек через дорогу. Вот кто бы нас перевёл? Как долбаные старушки, лежали в грязи и не могли перейти через дорогу уже полтора часа. Только по дороге вместо грузовиков таскались заражённые. Это были довольно развитые твари, тут вообще все развитые. Скорее всего, просто всю мелочь подъели.

По дороге туда-сюда с разным временем, с разных сторон, с разными скоростями проходили по одному, по два и довольно большими группами разномастные группы тварей. Мы лежали на крыше или гаража, или бетонного сарая с узкими дверями и широкими заросшими травой ограничителями. В них нанесло достаточно много грязи, и они поросли пышными деревьями. Так бывает на заброшенных строительных площадках. Я часто видел панельный долгострой, а из окон торчат разухабистые, разлапистые, пышные деревья-кусты.