Я медлю с ответом. Не потому что не хочу говорить правду, а потому что шокирована услышанным от Коли.

— Пять лет назад мы со Стасом должны были пожениться. Но у нас произошёл конфликт, и мы расстались. Я уехала работать в Париж и родила от Стаса ребенка, о котором он не знал. У нас общая дочь.

Лиза с Колей уставились на меня, выпучив глаза и побросав вилки. А мне вдруг так легко на душе становится после честного признания. Я не испытываю стыда за то, что рассказала про нас со Стасом. Он и сам неоднократно предлагал мне не скрывать ничего на работе.

— Так вы со Стасом… — Лиза запинается, видимо, постеснявшись озвучить догадку.

— Да, — отвечаю на ее непрозвучавший вопрос. — Мы со Стасом воссоединились. И мы вместе воспитываем нашу дочь.

Эти слова кажутся мне самым правильным из всего, что я когда-либо произносила: мы воссоединились и мы вместе воспитываем дочь. Лиза резко подскакивает со стула напротив и пересаживается рядом со мной.

— Полечка, все будет хорошо, — обнимает меня крепко. — Мы все за него молимся.

— Он справится, — поддакивает Коля. — У Стаса железная сила воли. Я почти пять лет работаю с ним бок о бок. Если Стас поставил перед собой какую-то цель, он обязательно ее добьётся.

— Спасибо вам, ребята, — шепчу.

Рассказ Коли ошарашил меня. Получается, меня пригласили на работу не потому, что я такая крутая и замечательная, а потому, что Стас этого захотел. Он специально выманил меня из Парижа. Потребовал создать в департаменте отдел, который соответствовал профилю моей работы во Франции, и сделать мне оффер.

Оказывается, Стас все продумал и просчитал, ведь он так хорошо меня знает. Он видел, как я мечтаю о карьере, и чего мне стоило отказаться от работы в Париже ради того, чтобы быть с ним. Хотя я ни разу не упрекнула Стаса, ни разу не произнесла вслух: «Я ради тебя отказалась от работы мечты!». Но он, конечно, сам все понимал, видя, как я мучаюсь, ходя в Москве по бесперспективным собеседованиям.

И в итоге от работы своей мечты отказался сам Стас, бросив гонки и сменив спортивную «Феррари» на ненавистный костюм и галстук. Он ведь терпеть не мог работу в офисе. Да и сейчас я видела, что Стас не испытывает особого удовольствия, хоть уже и привык. Восседая в большом кожаном кресле в собственном кабинете, глаза Стаса не горят так, как они горели на гонках.

Как ни странно, а у меня нет ни капли злости на Стаса за то, что провернул целую схему по моему возвращению в Россию. Надо сказать, беспроигрышную схему, потому что знал: от такого предложения, которое мне сделал Архипов, я не откажусь.

Ровно в шесть часов я ухожу с работы и еду в больницу. Я не спала больше суток, голова гудит, глаза красные и опухшие из-за слез. Я должна попытать удачу. Мать Стаса написала мне, что заходила в реанимацию к сыну. Он все еще в коме. Но есть и хорошая новость — состояние Стаса стабилизировалось.

На входе в больницу мне без проблем выдают пропуск, когда я называю имя пациента, которого хочу навестить. В коридоре у дверей реанимации людей уже не так много, как ночью. Набравшись смелости, захожу в отделение. И сразу натыкаюсь на постовую медсестру.

— Вы куда?

— Я могу навестить Станислава Войцеховского? — робко интересуюсь.

— А вы кем ему приходитесь?

— Я мать его ребенка.

— Жена?