И не появлялись уже под выжженным молниями небом Зивира.

«Убитые» чудищами бойцы пробуждались от забытья, и в изумлении осматривали друг друга, не находя ран, что недавно казались смертельными.

А Науэр сел у окна и закрыл лицо ладонями. Он не сможет объяснить Мондерелу, что всё это может означать; он не сможет его ни в чём убедить.

Потому что сам Гость будет полностью уверен в правоте слов Правителя, когда окажется рядом с ним. Ощущение собственного бессилия было почти невыносимым. Завтра же отправляюсь, подумал Науэр холодно. Хватит. И будь, что будет.

Норруан вздрогнул, не успев прикоснуться к ручке двери, открывавшей вход в очередную залу.

Замок был совершенно безлюден, но в превосходном состоянии.

Фонтаны били внутри крепостных стен — каждый из них находился посередине крохотных квадратных полян, стенами которым служил тщательно подстриженный колючий кустарник. Безмятежно пели птицы, ведать не ведая о надвигающихся катастрофах и вселенских бедах. Норруан несколько раз замечал разноцветных певцов, почти невидимых среди густой листвы; стоило подойти поближе, как птахи торопливо отступали: крохотные разноцветные огоньки. Морни равнодушно смотрела на всё это; её поражала строгая геометрическая красота, открывшаяся взору, а не природа.

Владыку же восхитила именно жизнь, что текла здесь своим чередом. Возникшая из ничего — взамен положенного зловонного болота. Но ни деревья, ни животные, ни птицы и не подозревали, что существуют так недолго.

Знают ли они об этом? — мелькнула в голове нелепая мысль.

…Вход в главное строение замка был открыт; каменный пол подметён; штандарты и начищенное до блеска оружие украшают стену по левую руку от входа. Никогда Норруан не слыхал о подобных флагах — переплетённые алые и золотистые полосы на знамёнах; щит с изображением розы, с лепестками всех семи цветов радуги; тяжёлый боевой обоюдоострый топор с рукоятью, инкрустированной сотнями драгоценных камней. И много иных, совершенно неожиданных предметов.

— Мне кажется, что я сплю, — произнесла ворона. Перья на её голове топорщились — видно, ей действительно было не по себе.

— Мне тоже, — Норруан вдыхал свежий, пахнущий весенней листвой воздух и никак не мог понять, возможно ли было бесконечное количество лет дышать солью мёртвого океана и не сойти при этом с ума?

Перед дверями, массивные створки которых украшал барельеф с изображением воина, на боевой колеснице несущегося вперёд, Норруан остановился.

— Мне кажется, что за этой дверью мы получим ответы на некоторые вопросы, — произнёс он и прислушался. Прислушалась и Морни. Действительно — из–за дверей доносились приглушённые звуки, несомненно, музыкального инструмента. Похожего на арфу. Впрочем, не имело значения, рука ли или порывы ветра извлекают из натянутых струн подобные звуки — по ту сторону дверей обязательно должно быть что–то, объясняющее существование замка.

Это казалось само собой разумеющимся.

Но, едва Норруан прикоснулся к позолоченной ручке, как мелодия оборвалась, и взамен послышался отвратительный глухой скрип — так, должно быть, скрипит виселица, когда порывы ветра раскачивают повешенного.

Норруан побледнел.

Он хотел было что–то спросить у вороны, но та громко каркнула и забила крыльями, чтобы не упасть. Поток тёплого воздуха обрушился на них со спины, и Норруан едва успел выставить перед собой руки, чтобы не удариться лицом о камень.

Отпрянув от двери, он ужаснулся. На ней остались окровавленные отпечатки ладоней. Кровь медленно стекала по камню, превращаясь из тёмно–красной в чёрную.

Владыка поднёс ладони к лицу — совершенно невредимы.