Монах стоял, не шевелясь, посреди зала, уставленного книжными шкафами, и терпеливо ждал, пока появится тот, чьи шаги он давно уже слышал. Судя по шагам, их обладатель был немолод, опирался при ходьбе на палку и явно не ожидал здесь никого увидеть.

Когда тот появился, Унэн тихонько вздохнул. От облегчения. Никакое это было не чудовище — пожилой человек, вероятно, сторож этого места, хранитель или как он мог ещё называться. Спешит поглядеть, что тут за шум. Да и понятно: лично он, Унэн, устроил тут не так давно (не так давно? — переспросил внутренний голос) некоторый беспорядок. Вот только как к нему…

— Это ещё что! — воскликнул старик сердито и набалдашник его трости вспыхнул тёплым оранжевым свечением. — Как вы сюда попали, любезнейший? — он уверенно подошёл поближе и осветил лицо нежданного гостя. — О боги трёх морей! — воскликнул он испуганно, отшатываясь.

Унэн прикусил язык — с губ его едва не сорвалось предположение относительно упомянутых трёх морей. Должно быть, он видит меня в истинном облике, подумал он, скрипнув зубами, и поклонился настолько учтиво, насколько мог.

— Я заблудился, уважаемый, — при этих словах старик открыл рот и застыл, словно его хватил удар. Ещё немного и это произойдёт на самом деле, мрачно подумал монах. — Я был здесь… недавно… вместе с тремя людьми. Все они немного похожи друг на друга…

Монах детально описал каждого из увиденных во сне незнакомцев — не потому, что старику это могло быть интересно, а просто чтобы не позволить ему впасть в состояние худшее, нежели оцепенение. Если с вами вежливо говорят и вообще обращаются достойно, то вряд ли вас съедят в непосредственном будущем. Вскоре сторож, вероятно, осознал это.

— Как, вы говорите, они выглядели? — спросил он с сомнением, не без содрогания осматривая ужасно похожего на обезьяну–людоеда собеседника. Вызвать бы стражу, да поскорее… только вдруг это и есть обезьяна–людоед, неведомо как обучившаяся говорить? О создатели моря, взмолился старик, пусть оно продолжает говорить!

Монах повторил описания.

Норруан вздрогнул. Этот неведомый ему «монах» описывал лица его, Норруана, видений. Что за нелепость! Откуда он мог знать про них? Он придвинулся поближе, ощущая себя не в своей тарелке.

— Да–да, — вдруг осенило сторожа. Было совершенно невероятным, конечно, как подобное чудище могло встретиться с тремя странными посетителями, что целыми днями торчали в библиотеке, постоянно обходя все полки, вновь и вновь отказываясь от помощи. Он отставил палку (чудище тем временем село прямо на пол и изобразило на лице почтительное внимание) и задумался. В конце концов, свисток висит у него на шее… уж позвать на помощь он всегда успеет!

— Одного из них звали… — сторож задумался и Унэн выжидательно приподнял голову. — Звали…

Норруан вздрогнул, словно его окатили ледяной водой. Тревога росла внутри него. Неожиданно он понял, что нельзя давать этому — сторожу? — назвать хотя бы одно из имён.

Иначе произойдёт нечто ужасное.

Сторож окаменел.

Не в буквальном смысле. Он замер — не задумался, словно память никак не могла подсказать ему имена посетителей, а застыл, будто в зале остановилось время.

Тишина окутала всё вокруг.

Унэн вскочил и осмотрелся. Бабочки под потолком продолжали свой нескончаемый полёт, и смутные тени от них выписывали на стенах немыслимые фигуры. Сторож не шевелился и не дышал.

Затем произошло то, чего Унэн так и не смог забыть: сторож исчез. Не растаял в воздухе, не испарился с громким хлопком. Нет, по нему словно прошлась кисть невидимого художника, замазывающего неверно написанный фрагмент картины. Несколько раз взмахнула гигантская кисть, прорисовывая сквозь сторожа ту часть зала, которую тот занимал, и его не стало.

Впрочем, какого сторожа? Разве был какой–то сторож? Унэн прижал ладони к вискам и сосредоточился. Что–то неладное творилось в голове. Образ старика, эхо его слов и вообще всё, что он только что воспринимал, подвергалось какой–то необычной атаке. Ощущение было диким, но схожим: словно некто замазывал эту часть памяти, как ненужную.

Монах огляделся. Зал также изменялся. Теперь он воистину походил на образ, созданный сновидением: границы нечётки, цвета нерезки, очертания беспрестанно плывут. Но вот всё замерло; застыли в воздухе бабочки, прекратились сквозняки, и лишь удары сердца Унэна вторгались в воцарившееся спокойствие.