Заметив Александра Семеновича в дверях зала, Вася остановился.
— Не беспокойтесь, на совесть делаем! Хоть глядись в паркет!
— Да я так только, ничего, кончай себе, я пойду. Поспеешь?
— Не сумлевайтесь — управлюсь. В кабинете против самой двери паркет покоробился, Александр Семеныч, выщербливается.
— Знаю, знаю, — отмахнулся тот. — Вот как дом будем ремонтировать — и паркеты переберем, — безразлично добавил Александр Семенович, видимо, нисколько не веря, чтобы это могло действительно произойти.
В прочих комнатах бабы в платках и подоткнутых широких юбках протирали мебель, развешивали занавески, переносили посуду. Все они ходили босиком — деревенским запрещалось входить в дом обутыми. Да и вообще они допускались в господские покои лишь в исключительных случаях. По исстари заведенному в Первине обычаю все приемы крестьян и разговоры с ними происходили через окно или на балконе.
В передней Александра Семеновича поджидал приказчик Илья Прохорович, невысокого роста, коренастый мужик с длинной окладистой черной бородой с проседью, в сатиновой рубахе навыпуск. Как ни старался Илья Прохорович держаться степенно и прикрывать веками свои бегающие глаза, достаточно было взглянуть на него, чтобы тут же заключить, что имеешь дело с продувным плутом. В барском доме он всегда чувствовал себя неловко. И сейчас вот точно прилип к входной двери, не смея шагнуть на паркет с расстеленного перед, ней мата.
Почувствовав крепкий запах дегтя, Александр Семенович сурово оглядел приказчика.
— Телятину на кухню принес, Александр Семенович, да и узнать, какие будут от вас распоряжения?
Александр Семенович промолчал.
— Телятина молочная, первый сорт, — неуверенно протянул приказчик, — только вот цена…
— Что, что, какая цена? — прорвалось раздражение Александра Семеновича. — Чтобы этих плутней больше не было! Ишь ты, как лето начинаешь! Креста на тебе нет, господского теленка зарезал да еще цену заламывает… Хватит с нас все лето яйца от своих кур покупать…
— Да что вы, Александр Семеныч, побойтесь бога, разве мы позволим? Вот ей-ей, на деревне у Арефия купил. Не сойти мне с этого места… — Илья скороговоркой забожился на все лады.
— Не поверю все равно! — Александр Семенович вплотную подошел к приказчику. — Цена… повторять не смей! Тебе все мало… За зиму сколько дров в город свез? А? Плотников за свою избу из конторы рассчитал, так ведь?
Александр Семенович довольно грозно надвинулся на Илью, однако тот не слишком оробел. Он недоуменно почесал затылок: что это, мол, стряслось? Будто ладили прежде, с чего вдруг взъелся? Мог напомнить приказчик Александру Семеновичу о сдаваемых ими сообща каждый год покосах, да мало ли еще о чем! Но он не стал этого делать.
— Что нам дружбу терять из-за такой малости? Пусть по-вашему будет, Александр Семенович: ее высокопревосходительство с приездом проздравим, телятинку поднесем…
Александр Семенович продолжал глядеть на него хмуро, и Илья счел за лучшее уйти. Чуть заметно пожал плечами и, что-то пробормотав, вышел.
Приезд ее высокопревосходительства в Первино можно уподобить камню, брошенному в тихий пруд: взметнется над ним волна, заколышутся листья кувшинок, дремлющие в теплой воде лягушки нырнут в ил. Но недалеко разбежится волна. Чуть подальше лишь маленькая складка наморщит воду, а там и того не будет и не прекратят сновать по ней во всех направлениях водомерки.
В Первине волна приготовлений к встрече генеральши подымала в доме суету и даже переполох. Лихорадочно торопился в цветниках и парке Николай со своими бабами-поденщицами. Волна проникала на кухню, в прачечную, погреба — там тоже шла возня, однако потише. Уже потеряв свою силу, докатывалась волна до скотных дворов и служб, где жили рабочие и приказчик. Илья Прохорыч пошлет, пожалуй, ночного сторожа, однорукого Митрия, на дорогу, по которой проедет генеральша, подправить мостики, оттащить подальше в лес ненароком оставленную макушку от сваленного зимой дерева, заровнять чересчур глубокие рытвины. И сам для порядка обойдет с краешку поля и покосы, на всякий случай. И все. А о рощах и лугах, расположенных чуть подальше от усадьбы, нечего заботиться — никогда не достигал туда хозяйский глаз. Пусть себе торчат там пеньки и догнивают копны брошенного сена: некому дознаваться, кто тут хозяйничал, кому пошли деньги за дрова и почему ползимы покупали корм для господского скота!
Много дела у Александра Семеновича. Ему еще надо проследить, чтобы в комнаты для гостей на антресолях не забыли отнести по нераспечатанному куску мыла «Брокар» и повесили всюду свежие накрахмаленные полотенца. Никаких гостей, конечно, не будет, но так заведено издавна, когда они не переводились в Первине. Еще надо проверить, разложены ли альбомы по предназначенным им столам, правильно ли развешаны рамки с выцветшими дагерротипами, по своим ли местам расставлены принесенные от Николая кадки с фикусами и померанцами? За все эти мелочи генеральша держалась почти фанатически. Время должно мчаться мимо, не задевая ее усадьбы. Здесь не хотят никаких перемен, всякое новшество заранее осуждено. Елена Андреевна не перестала про себя вздыхать о минувших добрых порядках, когда барин был барином, а мужик мужиком.