А я про себя думаю: «Если бы вы знали, отчего меня трясет. Ох, поскорее бы очутиться в Бухаресте!» Лошади довольно бойко бежали по знакомой чудесной зимней дороге, но мне казалось, что мы еле тащимся. Хотелось слезть и бежать вперед.
— Отчего это остановился кучер?
— Что-то кричат нам вслед. Видно, мы забыли что-нибудь…
Мною овладел ужас. Боже, что теперь будет? Ожерелье находилось у меня за пазухой. Я инстинктивно схватился за него — оно жгло меня, как раскаленный уголь.
Догонявший нас на неоседланной лошади паренек подъехал к нам и крикнул, еле переводя дух:
— Мать настоятельница просит вас возвратиться.
— А что случилось?
— Из храма украдено золотое ожерелье пресвятой девы.
Отец тотчас же приказал кучеру сойти с козел и предложил пареньку обыскать его. Он был единственным, на кого могло пасть подозрение, — не так ли?
Верховой пытался что-то возразить, но отец резко оборвал его. Мы проехали с полдороги, разве могла быть речь о возвращении?
Наконец я у себя дома… План действий я уже разработал: я продам все золотые монеты по отдельности разным менялам. И надо все проделать самому, без чьей-либо помощи. В подобных делах надо действовать быстро и не заводить никаких компаньонов. Как назло день был воскресный и магазины закрыты! Всю ночь провел я в подсчетах, а на следующее утро развил бурную деятельность. Почин сделал мне один меняла с большой площади: он дал мне шестьдесят два лея за золотую монету величиной с десять наполеондоров…
Через час я был богат. В том месте за пазухой, где раньше я прятал ожерелье, теперь лежат шесть сотенных ассигнаций, а в верхнем жилетном кармане восемь золотых, — мне доставляло невыразимое наслаждение ощущать их. Сладостная тяжесть! Я сгорал от нетерпения поскорее внести свой пай в кассу нашего общества. Но кассир отсутствовал. Он находился в Турну Мэгуреле в «турнэ» с одним своим компаньоном из Джурджю. Мы все напряженно трудились!..
Порой в человеческой душе происходит что-то необъяснимое. В тот день, как всегда, мы сели обедать.
Сестра отца по глухоте своей беспрестанно переспрашивала, о чем идет речь. Матери моей это наскучило, и она, повернувшись к ней, громко кричала:
— Ожерелье украли, ожерелье пресвятой девы…
Вдруг раздался звонок. Я был уверен, что пришли за мной. Встаю. Открываю. Входят господин с проседью и меняла с площади. Оба смотрят на меня.
— Это он? — указал незнакомец на меня.
— Да, — ответил меняла.
Этого я, кажется, никогда в жизни не забуду: в то мгновенье, когда прозвенел звонок, я мысленно увидел менялу с этим незнакомым мне господином и услышал, именно эти слова с этой же интонацией, с тем же взглядом и жестом… Точь-в-точь, как это произошло на самом деле. И поскольку эта сцена была для меня повторением виденного в моем воображении и я знал ее последствия, — я, не дожидаясь ответа менялы, отступил на шаг за своими пальто и шляпой, чтобы пойти за ними. Но тотчас же я почувствовал, как меня схватили за локоть, и услыхал повелительный окрик:
— Ни с места!