—

Я не отпущу тебя, — в такие моменты Лера теряла контроль и наступала на свою гордость. Она готова была в ногах валяться — лишь бы он остался с ней.

Быть может, проявил бы в тот вечер «сын гор» свой характер, уехал бы и закончилась вся эта история. И не было бы продолжения. Но он еще поломался «для приличия» — что-то говорил, глядя в сторону, чтобы преподнести Лере урок на будущее (уважительнее надо относиться, уважительнее). Лера пустила слезу и он остался, чтобы утешить ее. Инцидент был забыт. По крайней мере, так считала Лера.

Через некоторое время, все еще зимой, Тельман попросил денег. В долг. Впервые за все время их знакомства. Надо отдать должное: он ничего не приносил в дом, но и не просил. Где он зарабатывал, зарабатывал ли вообще, Лера не желала знать. Он пользовался всем готовым и отдавал ей только любовь, что было немало для нее. Материальный вопрос не поднимался никогда. Что он отправляет семье, как содержит — ее это не касалось. Никто же не спрашивает: как она содержит себя и своего сына, оплачивая услуги свекрови как няни. Она, безусловно, слышала от Сергея, что известные дагестанские ковры ручной работы все меньше и меньше кто-то хочет покупать — спрос на них, так хорошо продающихся еще пару лет назад, упал. И Сергей предоставляет комнату в офисе дагестанцам по старой дружбе — они уже и за нее не платят. Лера, не будучи дурой, несколько раз слышала разговоры Тельмана по телефону с друзьями и по содержанию поняла, чем они сейчас занимаются. Но и в это она не хотела влезать — это его личное дело, пол-Москвы сейчас этим занимаются. Взять хотя бы Игоря. У каждого своя ниша…

Но в долг… Она никогда и никому не давала. За кого он ее принимает? За богатую любовницу? (он неоднократно ей давал понять, что она старше). Это смешно: три года разницы… У них ведь принято, что жена должна быть гораздо младше, а тут женщина на три года старше. Он что же думает, что она ему будет приплачивать за то, что он ее осчастливил своим «молодым» телом. Лере не понравился это разговор. А его как такового и не было. Он прекрасно знал, что женщина, с которой он живет отлично зарабатывает и, имея все необходимое, практически ничего не тратит. И забросил удочку, надеясь, что сработает.

—

У меня нет налички, — спокойно ответила она. — Деньги лежат под процент и снять я их не могу.

Что было неправдой. Лера, как хомяк, складывала доллары в укромном месте, в квартире. Она планировала уже в этом году обменять свою хрущевку на большую квартиру в хорошем районе, с доплатой. И наконец решить вопрос с Мишкой — определив его в престижную школу в районе, где они будут проживать постоянно.

Ей надоели эти разъезды в пятницу после работы на запад, а потом через всю Москву — на восток. В воскресенье маршрут повторялся с точностью наоборот. Наверное, если бы она забирала и отвозила ребенка к своим родителям, история бы умалчивала этот факт. Но каждый раз сценарий был одинаков.

В пятницу Мишка был похож на дикого загнанного зверька, а не на ее жизнерадостного сына. Всю дорогу, пока она вела машину, периодически поглядывая в зеркало назад, она видела мальчика, затравленным прищуренным взглядом глядящего в окно. Разговорить его не представлялось возможным. Короткие «да» и «нет» на ее многочисленные вопросы. Она прекрасно понимала источник данного настроения. В течение недели ребенка настраивают против нее. И уж сколько раз она пыталась говорить с бывшей свекровью на эту тему — безрезультатно.

—

Как Вы не понимаете, — пыталась достучаться до нее Лера. — Вы не мне хуже делаете, а ему! Ребенок всегда будет любить мать — какая бы она ни была: пьяница, наркоманша… Детей сдают в детдома, а они ждут маму, надеясь, что она одумается и приедет забрать их

Заранее прощая ее даже за предательство. Вы же душу его травмируете, говоря что мама плохая.

Он же разрывается между Вами и мной…

—

Ничего мы не настраиваем, все ты выдумываешь, — отнекивалась Мария Анатольевна.

Мишка был слишком мал, чтобы в разговоре завуалировать неприятные отзывы, высказанные свекровью в ее адрес, и они периодически проскальзывали в каких-то вопросах. Сам того не ведая, он выдавал свою бабушку.

Впоследствии, постоянным напоминанием об этом нелегком периоде была черно-белая фотография, сделанная для Мишиного загранпаспорта. В пятницу, в тот день, когда она забрала ребенка от свекров. Дикий волчонок с колючими прищуренными глазками.

Весь вечер пятницы душа у Леры саднила. В субботу мальчик просыпался совсем с другим настроением и это был их единственный счастливый день в неделе. И следа не оставалось от вчерашней замкнутости и нелюдимости. В воскресенье после обеда настроение портилось и у Миши, и у нее — вечером ехать назад. Что он только не пытался придумать каждый раз, чтобы не ехать, чтобы остаться с ней, Лерой.

—