– Это правда? То, что про тебя рассказывают? – проявила настойчивость Варвара, но старалась говорить мягко. – Ты жертва своего же эксперимента?

Принц присел на корточки и начал внимательно изучать срез одного из Чукусов, игнорируя вопрос. Похоже, воспоминания о событиях двадцатилетней давности до сих пор были очень болезненными.

– Извини, – Варя тоже опустилась на корточки. – Я понимаю. Это нелегко потерять себя. Не можешь понять, какой ты на самом деле: такой, какой был до эксперимента, или такой, какой стал после?

Эрвин вдруг оторвался от созерцания черенка и посмотрел на Варю с лёгкой улыбкой.

– Юнивеция, ты добрая, – мягко сказал он. – Но психолог из тебя никакой.

– Почему? – смутилась Варвара.

– Я себя не терял. Я всегда был таким – застенчивым заучкой-ботаником. Хотя, вот что ты верно заметила, иногда очень хочется кое-кому корону с головы снять.

– Подожди. Как – всегда был ботаником? Адриан говорит, что когда вы были детьми, ты ещё фору мог ему дать по отчаянности.

– Много твой Адриан знает.

Ответ Эрвина Варю обескуражил. Получается, кто-то из братьев лжёт.

– Это сложно объяснить, – заметив замешательство собеседницы, произнёс принц.

– Что сложно объяснить? – в недоумении переспросила Варвара.

– То, что произошло, когда мне было семь. Понимаешь, то, что случилось на самом деле и то, как это событие восприняли окружающие, не одно и то же.

Варя покачала головой. Понять Эрвина было чем дальше, тем сложнее.

– Я тогда попытался объяснить, но мне никто не поверил.

– Но причина произошедшего в том, что ты протестировал на себе какой-то препарат? Ведь так?

– Да. Только вот результат был совсем не тот, на который рассчитывал, – грустно произнёс принц. Он поднялся на ноги и начал мерить проход между грядками шагами. – Совсем не тот.

– Так, может, расскажешь мне, что же всё-таки тогда случилось? – Варя тоже поднялась, взглянула на Эрвина и тихо добавила: – Я поверю.

– Не поверишь, – печально усмехнулся принц. – В такое невозможно поверить. Теперь-то понимаю. А вот когда был ребёнком, сильно расстраивался, что мой рассказ воспринимают как проявление разыгравшегося детского воображения.

– Я поверю, – упрямо повторила Варя.