– Конечно, сколько угодно, только не снимай засовов и не стучи железными запорами, а то с улицы могут заметить.
– И тогда нагрянут?
– Понятно. От этого народа только запоры и спасают. – Садись вот там, в угол, – прибавил он, – я принесу тебе чего-нибудь согреться, мой мальчик. Не вешай голову; не надо сразу уж считать все потерянным. Может быть, старик сидит себе со своим родственником и судит да рядит о том, да о другом.
Антон печально покачал головой. – Не может быть, господин Романн. Отец никогда, по доброй воле, не заставил бы меня переживать такую тревогу.
Хозяин вздохнул. – Ну, мне надо все-таки соснуть часок-другой, – объявил он. – Без этого нельзя. Так ты ни под каким видом не откроешь двери, юноша?
– Только, если постучится отец.
– Да, да, конечно.
А сам про себя добрый человек подумал: «этого не скоро дождемся». Но во всяком случае он не произнес этих безотрадных слов и вышел, оставив нашего юного друга в неописуемом состоянии духа.
Отец его умер, он это знал наверное, убит на улице; Что же будет дальше? Куда идти, чтоб узнать все подробности?
И потрясенный до глубины души, он заплакал, как ребенок.
Глава II
Отчаяние сына. – Во дворце лорда. – Ужасное открытие. – Оскорбленная гордость и стойкость честного убеждения. – Обманутые надежды. – Голландец. – Мнимое счастье. – В мастерской фальшивых монетчиков.
Часы проходили за часами. Забрезжило раннее утро, окутанное серым покрывалом тумана, и, вместе с ним, начал оживать смутный шум возобновлявшейся человеческой деятельности. Загнанная кляча уборщика улиц протащила мимо дома телегу; за которой шагал тряпичник, тыкая палкой с железным наконечником в водосточные трубы, а при случае употребляя ее и как орудие в побоищах со своими ближними. Проехала тележка крестьянина, который вез в город молоко на продажу; прошел булочник, а немного погодя продавец овощей. Пробило шесть часов; Лондон проснулся, улицы наполнялись народом, и, приостановившаяся на некоторое время, жизнь вчерашнего дня снова возобновила свое неустанное движение вперед.
Хозяин вернулся в харчевню и увидал, что юноша продолжал неподвижно сидеть на месте. Стакан с вином оставался нетронутым, и Антон и теперь не видал ничего, а только продолжал прислушиваться, не постучат-ли у двери, не вернулся-ли отец хоть теперь, когда миновала уже ночь. Так просидел он все эти часы, весь поглощенный одной мыслью: вернется-ли отец. В ребяческой наивности он приравнивал условия жизни большего города к условиям своей деревни в Голштинии и думал, что в случае какого-нибудь несчастья или совершенного преступления, соберутся люди, начнут об этом разговаривать и выскажут словами всеобщее негодование.
Бедный Антон! Скоро пришлось ему расстаться с этими детскими взглядами.
Господин Романн, хозяин харчевни, сказал, покачивая головой:
– Слушай, юноша. Ведь так дела оставлять нельзя. Как ты думаешь?
Антон поднял глаза. – Что вы хотите сказать, господин Романн? – спросил он вполголоса.
– Гм! По-моему, тебе надо бы сходить к твоему родственнику. Дворец Кроуфорда укажет тебе всякий ребенок.
– Я и сам знаю, но как же могу я уйти отсюда? Вдруг в это время вернется отец?