Император перекрестился на кресты на куполах, потом подошёл к Царь-колоколу, обнял его и заплакал.
Петров и Сидоров растерялись. На них смотрели люди, группка японских туристов защёлкала фотоаппаратами, а один из бдительных стражей, стоявших по периметру, направился к ним. Петров перехватил его на подходе и что-то зашептал на ухо. Тот понимающе кивнул и вернулся на пост. Николай сделал шаг от колокола, повернулся и, не оглядываясь, быстрым шагом пошёл обратно к выходу. Друзья поспешили за ним.
— Что ты сказал фараону? — полюбопытствовал шёпотом Сидоров.
— Ну, сказал, что иностранец прибыл на историческую родину и расчувствовался, — ответил Петров, — ещё не хватало нам проблем с ФСБ.
— Ну да, конечно, — сказал Петров, — блин, куда он так летит, — и, прибавив шаг, поравнялся с Николаем.
— Ваше величество, то есть, пардон, ваше императорское величество, куда так спешить?
— Вы же сами сказали, что время не терпит, — ответил Николай на ходу, но скорость сбавил.
На обратном пути, в машине, Николай начал задавать вопросы. О международном положении, государственном устройстве и недавних катаклизмах, типа развала СССР, Петров и Сидоров старались отвечать полно, когда же Николай спросил о его личной судьбе, Сидоров промолчал, а Петров попросил отложить эту тему на вечер. Николай повернулся, внимательно посмотрел на него, и остальную часть пути молчал.
Иванов встретил их вопросом: — Обедать или сразу работать?
— Работать, — ответил император, и Иванов повёл всех в кабинет.
— Докладывайте обо всем, о чем вы желаете мне доложить, — сказал Николай.
Потом подумал и прибавил: — Если мне будет непонятно, будете уточнять.
— Рассказывать долго, — вздохнул Иванов, историю годами учат и то плохо в ней разбираются, не говоря уж о других науках, — но есть технология, которая позволит вам узнать то, что знаем мы.
— Как вы сказали, "технология"? — переспросил Николай, — то есть технические знания?
— Совершенно верно, ваше императорское величество, — улыбнулся Иванов, и взял со стола наушник передатчика, — вот, наденьте, пожалуйста, на ухо. Можно на любое.
Николай взял в руки наушник, повертел, рассматривая, затем решительно надел его.
— Садитесь вот в это кресло, — Иванов показал куда, — это займёт некоторое время, закройте глаза и расслабьтесь. В ухо царя скользнул голубой лучик.
Что ни говори, а Иванов рисковал. Закачивать человеку три сознания, даже четыре, включая лингвиста, это был риск. Император мог сойти с ума со всеми истекающими, и его пришлось бы развеять. И начинать сначала. И пробовать закачивать в него по одному сознанию, долго и нудно. К развеянию спятившего самодержца Иванов был готов, но терялся целый день, и он волновался.
После того, как программка дилинькнула, оповещая об окончании загрузки, император несколько минут лежал в кресле неподвижно, не открывая глаз. Иванов внутренне сжался. Николай открыл глаза, минуту посидел, глядя перед собой, затем обвел всех мутным взглядом, встал и вышел из кабинета. Иванов рванул за ним. Но ничего страшного не произошло. Николай вошел в комнату, где стояла его кровать, и закрыл за собой дверь. Сунувшемуся было следом Иванову, он отрезал: — Оставьте меня в покое!
У Иванова отлегло от сердца. Адекватность была в наличии. Всё остальное понятно и объяснимо. Человеку после такого сотрясения мозга нужно побыть одному.