Плохо.
Это явно не Москва. Вряд ли Разумовский стал бы запирать меня в таком месте. По-крайней мере, причин для этого я не видел. Напротив, за «доставку» мистера Смита меня должны были поблагодарить.
Может, это не реальность? Я просто не проснулся, и всё это — до сих пор мои грёзы? Вроде бы нет — на руке, в отличие от воспоминания, всё ещё висела пиявка. Сегмент, блокирующий способности и ауру, был сдвинут.
Ободрав руку о шершавую поверхность стены, я зашипел от боли. Нет, кажется, реальность. Хотя кто знает, насколько детализированный мир может смоделировать такая доза паргона? Марфа предупреждала, что после него можно вообще не проснуться, а я разом занюхнул столько…
М-да, любопытно получается.
Сделав несколько кругов по своей темнице, я сел и принялся анализировать ситуацию. Информации для построения каких-либо выводов было удручающе мало, но что-то мне подсказывало, что я не смог перенестись в Москву, и нас с Ариной взяли в плен.
Впрочем, я бы соврал, если бы сказал, что её судьба сильно меня волнует. Гораздо важнее то, что я смог восстановить ещё одно воспоминание! Правда, ясности оно совсем не добавляло… Очевидно, что я выпил эликсир вечной молодости. Точнее — его мне споила та фиалкоглазая волшебница, Сандра, чтобы вытащить с того света.
Хм… Интересно, кто она?
Меня очень сильно беспокоил и другой вопрос — почему я увидел именно это воспоминание? Если первое позволило мне более глубоко вспомнить о том, кто я такой, а второе показало, как удалось узнать о Владыке, то третье… Оно, по сути, просто продолжало «сюжетную» линию знакомства с Анкхом и того, о чём он мне рассказывал. Да, это был небольшой шажок вперёд, но… что в нём такого важного? Неужели эта колдунья?
Образ девушки вызывал во мне смешанные ощущения. Она мне нравилась — тогда, в воспоминании я чётко это осознавал. Нравилась, даже несмотря на то,
Я не думал, что это последствия неудачного прыжка, интоксикации или приёма слишком большой дозы паргона. Нет, физически я ощущал себя превосходно, как ни странно. Но вот душевное равновесие покачнулось, и в чём была причина, пока понять не удавалось.
Пожалуй, следовало сосредоточиться на текущих проблемах, но решить их без посторонней помощи я при всём желании не мог — так что принялся просто ждать.
К счастью, этот процесс затянулся ненадолго.
За мной пришли четверо. В какой-то момент стена напротив меня попросту растаяла, обнаружив за собой конвоиров. Здоровенные детины, одетые в невзрачные чёрные комбинезоны без нашивок. Матовые костюмы поглощали лучи света, и во мраке слабо освещённого коридора эти ребята выглядели массивными тенями.
Они тихо шагнули внутрь, рывком подняли меня на ноги и, нацепив наручники и ошейник, очень похожий на тот, что я видел в своём воспоминании, жестом велели выходить. Я не стал дурить и сделал, что требовалось. В коридоре ждал ещё один человек — высокий и очень худой. Он был одет в бесформенный балахон и странную маску, напоминающую морду жукоголового эмура. А может, это была его собственная голова?
Сотня фасеточных глаз разглядывала мое лицо не меньше минуты. Затем существо кивнуло конвоирам, и один из них пошёл вперёд. Второй подхватил меня под локоть и потащил следом. Я не сопротивлялся — сам мечтал поскорее выбраться из этой дыры. Двое других охранников держались по бокам.
Пройдя через длинный коридор и миновав несколько переборок, мы оказались в другом помещении. Прошли через длинный темный зал с большим количеством запертых камер по периметру. Из-за некоторых дверей доносилось бормотание, всхлипывания, иногда — крики. Это была тюрьма, и она оказалась до одури большой. Прошло немало времени, прежде чем меня выволокли из этого мрачного здания.
Тяжелая дверь со скрипом отворилась, и в глаза ударил яркий солнечный свет, а тело почувствовало ледяные порывы ветра. Я зажмурился, поёжился, и лишь спустя несколько секунд, проморгавшись, увидел, где нахожусь.
Широкий прямоугольник мощеного черным камнем и чуть запорошённого снегом двора был огорожен немалой высоты стеной — метров двадцать, навскидку. По углам возвышались вышки охраны, а в самом центре стоял небольшой вертолёт. Больше рассмотреть ничего не удалось — на голову практически сразу напялили мешок.
Спустя какое-то время, уже после того, как меня усадили в летательный аппарат и пристегнули, я почувствовал, что мы взлетаем. Задавать вопросы не стал — было очевидно, что скоро придётся оказаться там, где многое прояснится само собой.