Мне были даны координаты, и я поехал к ней. Ситуация, по ее словам, была вот какая. Девочка шла с учебы. Рядом остановилась машина, из которой выскочили парни и запихали ее вовнутрь. Сперва с ней разговаривали просто на лестничной площадке близлежащего дома. Один из похитителей достал шприц и говорил, что заразит ее неизлечимой болезнью. Кислый угрожал ей ножом и требовал бабки. Забрал сумочку, вытряхнул оттуда все на пол.
После этого разговора ее отвезли на хату. Адрес или хотя бы район города она назвать не может. Была в состоянии шока, ничего не видела. На хате ее какое-то время держали взаперти. Помимо нее там находился парень, которого похитители пиздили так, что страшно вспомнить. Называли они его Огурец.
Всей этой публикой я занимался уже несколько лет подряд. Картинка в мозгу сложилась почти сразу. Огурец — это один из двух братьев, ранее входивших в бригаду «Шульц-88». Да и с остальными мне все было более или менее понятно. Непонятно одно: зачем им весь этот балаган понадобился прямо в то время, когда «крауды» ходят под судом?
— Ты слышала, что они требовали с Огурца?
С Огурца, по словам девочки, они требовали двадцать тысяч рублей. С нее самой — четыреста долларов. Вроде бы немного, но она не знала, где взять и эту сумму. Поэтому, когда похитители отправили ее за деньгами, она просто сбежала.
— Ты точно не можешь показать квартиру?
— Не могу. Действительно не помню. На обратной дороге они мне еще и шапку на глаза натянули.
— Ладно.
Она рассказала, я записал. Но что со всем этим делать — совершенно непонятно. С точки зрения Процессуального кодекса, полученная информация ничего не стоила. Хрен знает кто, хрен знает куда и хрен знает зачем привез девочку — не могли бы вы возбудить дело? Прокуратура с такими основаниями только рассмеялась бы нам в лицо. А раз уголовного дела нет, значит, никаких следственных действий произвести я не могу. Ни опознаний, ни задержаний — ничего!
Рассказывает сотрудник одного из антиэкстремистских подразделений, просивший не называть его фамилии:
Чтобы человек признался по-настоящему, его необходимо задержать. Чтобы заставить признаться — нужна долгая и тяжелая работа, проводить которую нужно в «Крестах» и так, чтобы никто не мешал. Потому просто привести человека в отделение и сказать: «Мы все про тебя знаем! Сейчас же, сука, колись!» — затея бесперспективная. Настоящие преступники в жизни не расколются — не та публика. Тем более что преступление тяжкое: какой дурак сам станет на себя вешать похищение человека?
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
Первое, что пришло мне на ум, — дать девочке денег и попробовать задержать ребят в момент передачи. Но там, очевидно, что-то заподозрили, и до окончания суда насчет денег никто к ней не обращался.
Ладно. Приговор по делу «Mad Crowd» должны были вынести 14 декабря. На заседание должны были явиться двое из четырех похитителей: Кефир и Комар. Не много, но хоть что-то. Ясно, что брать их нужно именно в этот день. Потому что если не возьмем их сразу, то потом вообще никогда не найдем. Дома эти парни давно уже нежили. Заскочат иногда, переоденутся, а потом ищи-свищи.
Но как брать? На основании чего? Мы приехали на суд и выставили засаду. Единственное, о чем я думал: условно они получат или реально? Если условно, то о расследовании похищения можно забыть. Если сегодня мы их не возьмем, то потом они никогда в жизни уже не признаются. А вот если дадут реально… На наше счастье, им дают поселение и арестовывают прямо в зале суда.
Узнав об этом, я от радости так треснул кулаком в стену, что чуть не сломал руку. Вот теперь мы их точно расколем! Я тут же беру бригаду, мчусь в «Кресты» и начинаю работать с Кефиром и Комаром.
Очень нехотя, очень не сразу, но протечку они все-таки дали. И через несколько дней я узнаю адрес квартиры, где ребята держали похищенных.
3
Рассказывает сотрудник одного из отделов ГУВД:
Когда мы пришли на квартиру, там уже было пусто. Причем если совсем уж честно, то это был наш прокольчик. В мероприятиях помимо нас была задействована еще одна милицейская служба — и они засветились. Консьержка стала звонить хозяевам квартиры:
— А что это вашими жильцами милиция интересуется?