Мальчики были в отчаянии. Все рушилось! Не уйти им отсюда с боевым командиром Красной Армии. И не было больше сомнений: Тимофей Петрович не просто трус, а подлый предатель, изменник.

Свет в окне погас. Юрась ясно представил себе: отец вернулся в комнату, спокойно разделся, задул лампу и, как ни в чем не бывало, улегся спать…

Улегся спать! А через несколько часов он выдаст политрука гестаповцам, и смелого командира будут пытать, а потом повесят.

— Что делать? — прошептал Владик.

Юрась снова приник к окну. В доме было тихо, так тихо, что он услышал ровное, спокойное дыхание отца.

Юрась потянул за собой Владика:

— Идем!

Они обошли дом и неслышно, боясь дышать, вошли в темные сени.

Связанный политрук лежал у самого порога. Юрась нащупал веревку, но от волнения у него дрожали руки, и он никак не мог в темноте развязать туго затянутые узлы.

"Разрезать!" — решил Юрась. Он потянулся к ножовке, висевшей над кадкой с водой, и с грохотом опрокинул пустое ведро. Мальчишки оцепенели, — такой грохот мог разбудить и мертвого.

Дверь из комнаты распахнулась, на пороге, с лампой в руке, появился Тимофей Петрович.

— Идите в комнату, — сказал он, не повышая голоса.

Мальчики, не глядя на Тимофея Петровича, стараясь не прикасаться к нему, вошли в комнату. Через открытую дверь они видели, как Тимофей Петрович поставил лампу на пол и проверил веревку на руках и ногах политрука. Войдя, он плотно закрыл дверь.

— Как вы узнали о нем? — В голосе Тимофея Петровича не было ни раздражения, ни злобы.

Мальчики молчали.

— Говори ты, Владик, — непривычно мягко сказал Тимофей Петрович.