Дорога во солдаты была у парней очень разная. Были те кому в армии просто противопоказано. Например, к нам поступил солдат с патологией суставов. Это была их семейная болезнь. Его родной брат был прикован к постели с нею. А он пробился через военкомат чтоб доказать обществу что он такой же как и все. И его приходилось таскать по больницам. Короче, через полгода его все же комиссовали из армии.
Был двадцатилетний молодой отец. Кстати, настоящий русский красавец – Лазарев. У меня иногда проблески в памяти, я что-то неожиданно вспоминаю. Так вот я у него спрашиваю: «Тебе же должны были дать отсрочку. У тебя только что родился ребенок» Ответ: «Зачем мне отсрочка? Пусть ребенок растет. Приду из армии, вокруг все рассказывают как у них дети плачут и спать не дают. А я им скажу, что мой не плакал».
Наш писарь Ербулат был из Казахстана с Балхаша. Он окончил техникум и мог продолжить учебу, но пошел в армию. Он своим идеальным почерком вел книгу приказов, делал записи в военных билетах. Книга приказов велась вручную в прошнурованной опечатанной тетради. В ней невозможно было что-то вставить или подделать. Это не листочки отпечатанные в папке подменять. Я спросила Ербулата: «Зачем?». Он пояснил, что думал, что будет от этого какая – то польза стране. Но теперь понял, что пользы точно не будет.
Был парень по фамилии Вовк, который мечтал о военном училище, но не смог пройти медкомиссию по высокому кровяному давлению и решил попробовать через армию. Его возили на поступление, потому что есть и такая разнарядка: направлять из солдат желающих учиться в военных училищах. Но тоже не получилось пройти медкомиссию.
Наша главный бухгалтер – жена мичмана, уже лет за сорок, рассказывала что её муж тоже очень хотел в армию, но он – дальтоник и в офицеры его не взяли, а мичманом (это аналог прапорщика) –пожалуйста.
Всё же у меня были большие пробелы в представлении о субординации. Помню когда услышала как дежурный кричал на дневального, кстати тот самый сержант Лазарев, то сказала ему что в следующий раз его могут назначить дневальным и на него начнут так же кричать. Он мне светло улыбнулся и сказал что это вообще никак невозможно потому что он сержант. И разъяснил разницу между сержантом – дежурным и солдатом –дневальным. Теперь мне тоже смешно.
А Серёга в этом аэропорту Шереметьевском постепенно дичал. Он уже трезвым по вечерам просто не был, начал приводить каких- то гражданских друзей к нам на кухню. Она же была огромная и они там почти до утра как в мужском клубе заседали. Самые пьяные в принципе не могли уйти, они лежали трупиками. Не помню сколько это раз повторилось. Но однажды я развела ситуацию так, что больше к нам никто не пришёл. Только сейчас я об этом вспомнила. Просто всплыло. Скорее всего, я их просто выкидывала из квартиры. Я из тех кому необходима территория тишины. Интересно что Серёгины собутыльники все были гражданские водители и он к этой своей дружбе крайне трепетно относился.
Особенно у него были близкими друзьями два водителя: один высокий, а другой маленький и щуплый, у него еще только что родился ребенок. Так вот на высокого на бухгалтерию на адрес автобазы пришло из милиции уведомление об оплате пошлины или штрафа, и в нем была фабула: занимался онанизмом перед окнами женского общежития. Я Серёге представила этот манускрипт, он прямо извёлся возмущениями, что менты могут что угодно написать, если им не заплатить и что скорее всего максимум пацан ссал под деревом. Короче, его дружбаны – святое.
А у меня начала падать планка только при одном виде пьяного Сергея. Просто я чувствовала в себе зверскую ненависть. При этом он для начала ничего плохого не делал, если не считать ничем плохим требование разговаривать с ним до трех ночи. В три ночи ему наконец хотелось спать. Очевидно, что мне хотелось спать намного раньше и очень хотелось погасить его как источник помех.
Но не только мне стали докучать его пьяные мансы, потому что на утро он проспавшимся быть не мог. Если он суперпьяным ложился спать в три ночи, то как бы он мог стать трезвым в восемь утра? Хорошо, что машины водить в его обязанности никак не входило. Я думаю, что он потом где-нибудь в каптерке спал целый день до вечера.
У нас с Серёгой дни рождения с интервалом в семь дней: у меня двадцатого, а у него двадцать седьмого. Я всегда трепетно относилась к тому какой фильм мне покажут на мой день рождения. Типа загадывала. На двадцать лет в 1984 я в кинотеатре нарвалась на "Счастливая Женька" и очень расстроилась. Теперь же спустя четыре года я получила по телевизору "Собачье сердце". Даже не знала как на это реагировать. Но фильм хитовый. Ну, или Булгаков хитовый.
Когда Сереге двадцать седьмого ноября 1988 года исполнилось двадцать пять, я сказала кому-то на работе о его дне рождения, и у меня спросили сколько ему исполнилось лет. Я ответила, и собеседник испытал шок, потому что считал что ему под сорок. А ведь два года назад он выглядел совсем -совсем юным мальчиком. И можно это всегда проверить посмотрев на свадебные фотки. Происходил полный запредел.
Как- то наш комбат Мисхат Зякизянович Алтынбаев на меня «наехал»: "В каком виде твой муж вчера пришел домой?" Что я могла ответить на этот конкретно поставленный вопрос.
– Было поздно, я уже спала и не видела. Пришел и лег спать.
Лажа редко где проходит. В армии когда начинаются внутренние исследования, то подобный бред прокатит с нулевой вероятностью. Мне комбат рассказал, что его жена определяет сколько он пил и пил ли вообще просто через дверной глазок.
Ну дальше Серёга кому -то сломал челюсть и все такое. Я об этом уже рассказывала. И однажды когда он пришел в дымину пьяный и что-то начал мне говорить и толкаться, то я просто вышла и ушла спать к подруге. Дальше было интересно. Он, очевидно, лег спать с сигаретой и был небольшой пожар. Кто там его тушил я не знаю. Просто дала телеграмму отцу: "Папа, приезжай. Забери меня отсюда"
То есть в 1988 году под новый год я отправила телеграмму отцу чтоб он забрал меня отсюда. Мои родители тут же приехали вдвоем. У отца произошел гипертонический криз и кровь текла даже из ушей, а тонометр зашкаливало за отметку "триста". И пока мы его везли по непроходимой лесной заснеженной дороге на КАМАЗе в районную больницу, то не то что бы помирились, а забыли что ссорились.
На следующий день мы ездили с матерью проведывать отца в районную больницу, естественно на КАМАЗЕ, водителем был тот маленького роста Серёгин друг. Ехали обратном пути по той же самой заснеженной лесной дороге, где была одна колея и вокруг снега выше подбородка, то есть выйти не куда, но на опушках – места для разъезда встречных .машин. Вот едем мы, а на встречу наш же КАМАЗ, который я знала, что без тормозов ездит. Такое бывает, когда тормозов нет, то они по инерции как-то останавливались. И едет ЭТО прямо на нас не снижая скорость, и разъезд уже проехал. Наш водитель остановил грузовик и мы просто сидели и смотрели как на нас летит КАМАЗ. На последнем мгновении встречка слегка скосила в сугроб так что у нас только колеса погнуло. Не помню как, но на скорости 5 км в час мы все же вернулись на том грузовике. Я спрашивала водителя почему он не выпрыгнул из машины. Он сказал что стрёмно было в снег лезть, как и мне.
Моя мать сказала, что раньше когда она видела армейский автомобиль, то считала – это просто символ надежности. Что можно сказать о её представлении о мире хотя бы из этого высказывания.
Я, когда вижу армейские машины, и теперь сквозь годы – шарахаюсь как можно дальше. Чудеса пилотажа у юных воинов просто зашкаливают. Например, я иду по автопарку и вижу, что для какой-то надобности в асфальте вырубают яму. Когда иду через двадцать минут обратно, то в этой яме уже колесо грузовика. Или иду и вижу, что в расположение казарм заехал грузовик, который пытается вырулить обратно задом. На обратном пути я уже вижу заваленный электрический столб и абсолютно не удивляюсь. Все что могло произойти в этой области – всегда происходило. Теория вероятности по типу случится/ не случится не действовала, все на сто процентов сбывалось.