— Тебе не понять! У тебя всегда все хорошо! — рявкнул Чехов, резко подвинув локоть товарища, и, чуть отдышавшись, более доброжелательно продолжил. — Вань, мне стыдно это говорить, я мужчина и позволять такие просьбы себе не должен. Обними меня, Есенин. Мне страшно.

Хеттский уверенно закивал и крепко обхватил дрожащего друга руками. Тот уткнулся мокрым носом в плечо, шмыгнул и кое-как смог ответить на этот жест. Женя не мог говорить ничего, слова прерывались резкими порывами воздуха из легких, из глаз текли стыдные слезы.

— Жень, солнце на улице красивое?

— Да…

— А мне кажется, нет. Настоящее солнце сидит сейчас рядом и боится чего-то, что не должно случиться. — он замолчал и продолжил. — Тебе двадцать два, а не четырнадцать. Ты абсолютно свободен. Что бы он ни хотел с тобой сделать, права не имеет, понимаешь? Ты сможешь это ему сказать?

— Нет, Ваня. — Чехов закачал головой.

— Я скажу.

— Нет, Ваня! — уже не жалобно, а взволнованно выпалил парень, схватив друга за плечи. — Ты убьешь меня!

— В таком случае, есть у меня одна мысль, брат. — Есенин хлопнул Чехова по плечу.

Время шло долго для обоих. Женя трясся от тревоги о своем будущем, заправляя все воспоминаниями о прошлом, Ваня ждал, когда же друг снова улыбнется. Звонок прозвучал криком в горах, от которого вот-вот и полетит на землю ледяная лавина. Есенин оставил Чехова собираться с мыслями, а сам пошел осуществлять гениальный план по спасению жизни товарища.

— Здравствуйте.

— Отойди! Где он? Да я на куски щенка этого порву! Исключиться из Сеченовского, нагуляла тебя твоя мамаша, идиот, ты точно не мой сын! Крайний дурак, мне мерзко видеть на тебе мою фамилию! — Павел Алексеевич откинул фигуру Вани в сторону, но тот перекрыл проход в спальню.

— Спокойнее, господин. Женя отошел поговорить с однокурсниками.

— На нервах моих играешь, церковная мышь?! Какие к черту однокурсники?! Да я убью его! А потом приду на исповедь, найду там тебя и прибью следом!

— Спокойнее. Женя не просто исключился, он перевелся в другой университет, осознав свою любовь к другому миру.

— О чем Вы? — Павел Алексеевич замер, выдохнув, и устремил взгляд на Ваню.

— Женя с сентября студент Литературного университета. Можете сходить и уточнить, правда, спешу Вас предупредить: имя и фамилия его ценности не имеют. Знают Вашего сына лишь как Есенин, сравнивая талант с трудами этого гениального поэта. — спокойно улыбаясь, врал Ваня. — Прошу, сходите. — успевая схватиться за недоумение отца, Хеттский быстро вытолкнул его из квартиры. — Дело сделано.

Чехов выпорхнул из комнаты и, неуверенно улыбаясь, взял друга за плечи.

— В кабинете декана сидит Ленка, она, во-первых, имени моего не знает, а прозвище — еще как, а, во-вторых, обожает меня, как родного сына. Были даже сплетни, что у нас роман.

— Ваня! Да ты жизнь мне спас! Голова твоя светлая! У меня первая группа крови, ты скажи, я хоть всю отдам! Дружище, черт тебя подери! — прыгал по комнате счастливый Чехов, тряся Есенина за руку.