– Я выйду здесь. Дойду пешком.

– Хорошо, Ян. Как скажешь. Что делать мне?

– Не знаю. Езжай домой как обычно. Если что – позвоню.

– Ок, – он кивнул и улыбнулся мне.

Я зашагал по знакомой тропинке. Именно по ней мы прогуливались с Виктором. Каждый ее сантиметр, каждый камень и каждая травинка казалась мне знакомой. Даже погода повторялась. Своей лысиной я ощущал, как мелкие капли дождя начинали танцевать вальс. Где-то вдалеке, сквозь ветки деревьев, проглядывалось солнце. Маленький, блеклый, желтый диск будто играл в прятки, то скрываясь за тучи, то снова появляясь.

Я наконец дошел до бокового забора, у которого тоже имелась калитка. Она не запиралась на замок, как и все остальные. Толкнув ее от себя, я прошел на территорию хосписа. От калитки шла узкая, местами размытая, грунтовая тропа.

В тот день я решил удивить Виктора. Он как обычно ждал меня в своей комнате и надеялся, что я вот-вот зайду в дверь. Но в моей голове созрел план получше. Я хотел незаметно поставить на его окно пакет с подарком, а затем войти через дверь и попросить посмотреть на окно. Я уже представлял реакцию мальчика: сначала удивление, потом смех и в конце искренняя радость. Буквально чувствовал на себе, как он обнимает меня, прижимаясь своим ухом к моей ноге.

Я еле плелся под дождем, с температурой и ознобом в теле, однако улыбался как самый здоровый и счастливый человек, предвкушая радость Виктора… Но сюрприз не удался…

Подойдя ближе к дому, я нашел нужное мне окно. При взгляде на него в ту же секунду мои руки ослабли и онемели. Пакет с подарком, предназначавшийся Виктору на день рождения, выскользнул из руки. Сердце стало биться еще сильнее, чем ночью. Голова закружилась, и я упал на колени, а из глаз стали сочиться слезы. Окно в его спальне было открыто. Не знаю, сколько я так простоял на коленях и как потом оказался в доме. Сознание затуманилось. Серая рябь вибрировала перед глазами или даже внутри них. По вискам стучал молоток, загоняя внутрь огромные гвозди. Мир вокруг стал сужаться до каких-то крошечных размеров. Это необъяснимо. Просто все, кто меня окружали в тот момент в доме, были за толстым стеклом безразличия. Я не слышал их, даже если бы и хотел слышать. Они остались где-то в другом, параллельном мире, в котором есть место любви, доброте, заботе. Мне же выпала участь погрузиться в пустоту, в которой, кроме темноты, ничего не было. Она заполонила все вокруг. Лишь еле различимый луч света вдалеке слабо поблескивал, меняя цвета от холодных тонов к теплым. Я пытался уловить это сияние, и непроглядная тьма была хорошим помощником в этом. Непонимание происходящего не пугало меня. Наоборот, я чувствовал себя спокойным и нужным этому месту. Все проблемы остались где-то за чертой той реальности. Впервые за долгое время я почувствовал свободу. Как ни странно, она выражалась не в свободе действий или отсутствии обязанностей перед кем-то, а в чем-то более духовном.

Через мгновение свет начал разгораться и делал это до тех пор, пока не стал слишком ярким для восприятия глаз. Я прищурился, а затем и вовсе закрыл их. Попытки отвернуться тоже не привели к успеху. Свет уже заполнил все пространство, сменив «ночь» на «день». Очень яркие вспышки резали даже через закрытые веки, но наряду с такими неудобствами я ощущал умиротворение и спокойствие. Пустое сознание сменилось кадрами прожитой жизни. Словно в диафильме, стали пролистываться самые яркие и запоминающиеся моменты. Цветные картинки пролетали слишком быстро, но я пытался поймать каждую. Счастливые детские дни рождения… первая любовь… первые сделки… Виктор… и еще море воспоминаний, связанных с ним, словно забирались из одного ящика и перекладывались в другой, намного меньше первого, но более важный.

Я задумался: «Стоя на краю жизни и смотря в пропасть смерти, каждый из людей стремится что-то оставить после себя. Но что это? Что можно оставить, если ты – лишь человек, а все вещи вокруг имеют срок службы? Наверное, только воспоминания о себе в памяти близких людей… Но как быть, если рано или поздно и твои близкие покинут земной мир?

Больше никто тебя не вспомнит. Никто не скажет, каким ты был, что любил и какие преследовал цели. Память о тебе растворится, как клуб дыма в воздухе. И все…

Но что, если… наше сознание находится вне нас, а мозг – лишь способ передачи информации, но никак не создатель этой информации? Что тогда? Получается, даже после смерти мы все равно существуем. Но какой от этого толк, если мы не можем делать что-либо? Может быть, тогда имеет место перерождение? Возможно, совершенно другой человек, другой пол или вовсе другой вид. Даже возможно, не на этой планете и не в этой галактике… Но такая теория имеет место быть, а значит, Виктор живет. Пусть не здесь и не сейчас, но все же живет!»

Чем дальше меня заносили мысли о существовании, тем больше расплывалась та реальность, в которой я находился. Белый свет начал сжиматься в одну точку, а после совсем исчез. Вновь воцарилась кромешная темнота…

Я очнулся уже в комнате Виктора. По ней из-за открытого окна гулял холодный ветер. Кровать была заправлена, а все вещи аккуратно сложены. Бардак, царивший до этого на столе, сменился порядком. Все листы бумаги одной стопкой лежали на краю и придавливались сверху знакомой книгой Жюля Верна. Только один лист лежал на середине стола, а поверх него лежали карманные часы, подаренные мною Виктору. Я взял лист и сел на кровать. Мальчик все же закончил мой портрет, а точнее, свой детский рисунок. От меня реального на нем было не так много. Неточный, неровный, с некоторыми непохожестями, он передавал лишь основную суть моего лица, но это не главное. Главное – то, что рисунок был сделан с любовью. Его энергетика кружила мне голову.

– Виктор хотел, чтобы ты забрал это себе. Он старался успеть, – в дверях появилась Эмилия. – Забери, пожалуйста. Это подарок тебе от него…

Я ничего не ответил ей. Только сидел и смотрел, как она с грустью в глазах сопереживает мне. Хотя в этом я и не нуждался. Постороннее переживание за меня было неуместно в данной, залитой горем ситуации. Да-да, именно постороннее. На духовном уровне мы с Эмилией так и не смогли подружиться или не успели. Но факт оставался фактом.

«Мир рухнул» – это устойчивое выражение люди привыкли применять почти ко всем случаям в жизни, когда разочаровываются в ней по какой-либо причине. Но оно как нельзя лучше (на сто десять процентов) описывает только одно состояние. Состояние потери… Когда мы теряем близкого и любимого человека, мир вокруг перестает существовать в привычных реалиях. Он, как карточный домик, рушится, оставляя те же карты на столе, но уже в хаотичном смешении. Через какое-то время мы пытаемся заново построить этот домик, дрожащими руками нагромождая друг на друга комплектующие, но понимаем, что осадок от разрушения не растворится никогда.