Питер сказал лишь, что все трое с соседнего ранчо, с которым у команды с его ранчо есть вопросы по поводу загадочно пропадающих коров. И ему стоило насторожиться, когда они пригласили его присесть за их стол. Впрочем, в случае, если бы он отказался, бить бы его, скорее всего, начали бы гораздо раньше. Тоже неплохой предлог – не хочешь присесть за столик, значит – не уважаешь. А могли и пристрелить прямо на месте, одному с тремя стреляться не с руки.

Заночевали мы снова в степи. Костер не разводили вообще, опасаясь погони, и дежурили по очереди. А после рассвета продолжили путь и через три часа оказались на ранчо, где он работал. В предгорьях Скалистых гор, что мне не особенно много сказало, в географии я был не силен – достаточно лишь того, что было там очень красиво.

Хозяин ранчо, Альфред – молодой парень лет двадцати пяти с женой и тремя детьми и члены команды Питера воспылали ко мне симпатией, узнав, что я помог ему выпутаться из проблем с соседями. Меня щедро накормили и предложили работу – охранять коров, клеймить коров, перегонять коров.

Я сказал хозяину, что в деньгах не стеснен и в работе на первых порах не нуждаюсь, мне бы найти спокойное место, чтобы посвятить все время овладению искусством стрельбы. В деньгах я действительно не нуждался, суммы, что я награбил в баре хватило бы, чтобы скромно прожить тут месяцев пять. И эта сумма еще возросла, потому что ребята взяли у меня все лишние револьверы и ружья без вопросов, сказав, что продадут их в городе и отдадут мне деньги. Избавился я и от двух лошадей из трех – их купил сам владелец ранчо.

Альфред предложил мне пожить, сколько мне угодно, в хижине в дальнем конце ранчо, в самой дикой местности, в которой изредка ночевали те члены команды, которые присматривали за проходами из соседних ущелий – чтобы никто не воровал коров. Члены команды и Питер пообещали, что будут снабжать меня продуктами и просто завалят патронами, покупая их в городе оптом, чтоб я мог практиковаться в стрельбе. Я был очень доволен сложившейся ситуацией, и на все предложения ответил согласием.

Дни в глуши потянулись размеренно, и ни одного часа я не провел зря. Питер, немного придя в себя, помог мне оборудовать мишени – неподвижные и раскачивающиеся на веревке, изображающие движущуюся мишень. Он научил меня быстро заряжать и метко стрелять из винчестера, а один парень с ранчо, Гарри, признанный местный спец по револьверам, часами учил меня быстро выхватывать револьвер и метко стрелять из него. Стрелять сразу из двух он мне категорически запретил, пока я не научусь метко стрелять из одного.

Попробовав однажды, когда его не было, все же палить сразу из двух стволов, я убедился, что он полностью прав – шуму и дыму было много, а процент попаданий стремился к нулю. Взамен за науку я учил его каратэ, на эти уроки, прознав о них, стали подтягиваться и остальные ребята, учились все очень старательно. Спустя два месяца постоянных тренировок я с гордостью услышал, что команду нашего ранчо стали просто панически бояться в увеселительных заведениях всех соседних городов – каратэ они усвоили крепко, и так всех конкретно лупили, что больше к ним никто не приставал.

Не то, чтобы местные не умели драться, но здесь предпочитали бокс, и к ударам ногами были просто не готовы. Всего-то стоило обучить парней нескольким трюкам с ударами по коленям и голеностопу и нескольким подсечкам, и они стали грозой местных салунов. Подвыпив, рвущиеся в драку размахивающие кулаками дебоширы и так нетвердо стоят на ногах, так что все приемы успешно срабатывали.

Вскоре к тренировкам с мишенями я добавил охоту на все живое, что поселилось в окрестностях в радиусе пятнадцати километров, кроме, естественно, коров. Стрелял, прогуливаясь пешком, стрелял с лошади на скаку, стрелял из засады, стрелял по взлетавшим птицам. Только это и позволяет получить практический опыт стрельбы, близкий к тому, что нужен для успеха в перестрелках, уверил меня Гарри, и я не стеснялся, помня, что вся живность виртуальная.

Еще спустя четыре месяца и Питер, и Гарри сказали, что учить меня им больше нечему. И из ружья, и из двух револьверов я теперь стреляю не хуже обоих. Как я и рассчитывал, сказалось и мое спортивное прошлое и усвоенные заряды, превратившие меня в исключительный образец человеческой породы. Пришло время возвращаться в город, принявший меня так негостеприимно, и наводить там шороху. Но перед этим нужно было сделать еще одну очень неприятную вещь, и я обратился к Питеру с просьбой, услышав которую он аж побледнел.