Ингела вышла за дверь и двинулась к лестнице, ведущей на следующий этаж, где располагались спальни для гостей посла. Сейчас они пустовали.
Медленными, будто ленивыми движениями она открыла окно в одной из спален, вылезла на узкий уступ, с него перебралась на пожарную лестницу. Выхода не было. Вернее, был, только один. Боже, как жестоки люди! Ингела посмотрела вперед. В лицо дул ледяной ветер. Вокруг мерцали мириады огней, где-то неподалеку проносились машины, в Париже продолжалась ночная жизнь. Внизу поблескивал асфальт внутреннего двора посольства. До него всего пять этажей. Ингела была не одна. Где-то рядом находились сотни тысяч людей. Совсем близко. Но более одинокой она никогда еще в жизни себя не чувствовала. Теперь ей уже никто не поможет.
Ингела медленно развела руки. Оглядела себя в последний раз. Она отдавалась разным мужчинам. И конечно, Дэну. Но с подлинной страстью лишь тому другому, которого любила по-настоящему. Дэн ошибался. Его подставили не просто так. Они замыслили нечто большее. Недаром ее так долго пытались шантажировать.
— Мама, — прошептала Ингела на своем родном языке, по-шведски, затем приветственно взмахнула руками и шагнула в пустоту.
Она свободна.
В четыре часа утра Дэна Перлмана разбудили. Он повернулся на бок и увидел испуганное лицо первого секретаря посольства. Рядом стояли еще двое сотрудников.
— Случилось несчастье.
Его поспешно повели по коридору и вниз по лестнице. Он задавал вопросы, пытался выяснить, какое случилось несчастье, но никто не отвечал. Наконец они вышли во внутренний двор. И тогда он увидел Ингелу. Ее прекрасное лицо было безмятежным. Казалось, она просто легла на минутку отдохнуть, разбросав белокурые волосы по снегу, искрящемуся при свете фонарей. Удар от падения нисколько не повредил ее внешность, практически не оставив никаких следов. Лишь небольшая лужица крови образовалась слева от головы. По-стариковски ковыляя, Дэн приблизился к жене. Ее голубые глаза пристально смотрели на него. Он закрыл их и заплакал. Ингела была уже там, далеко, и вернуть ее не могла даже его любовь.
Это грозило стать политическим скандалом десятилетия. Газеты пестрели заголовками:
«К русским попали совершенно секретные материалы».
«Жена посла США во Франции покончила жизнь самоубийством, накануне попросив служанку отправить бандероль. Скорее всего там были письма. Адресат неизвестен».
Поскольку супруги Перлман являлись близкими друзьями президента, то возбужденная событиями пресса начала интенсивно копать. Намечался большой скандал. Стало известно, что у Ингелы Перлман была любовная связь с каким-то видным государственным деятелем. С кем? Почуяв запах крови, орлы медиа ринулись в атаку. Надо непременно отыскать эти письма и обнародовать. Разумеется, в интересах общественности.
Даже больше, чем пресса, на скандале поживились производители оружия. В России, Китае, Пакистане, Иране, Ираке руководство, встревоженное теперь уже доказанным наличием американских ракетных баз с ядерным оружием вблизи своих границ, объявило о планах увеличения финансирования на оборону.
В Штатах суть дела была ясна уже всем. Один из сотрудников президента оказался предателем. Передал секретные материалы русским, нанес огромный ущерб интересам страны. Политики смекнули, куда подул ветер, и стали дистанцироваться от президента. Даже вице-президент Бьюкенен и тот постепенно на цыпочках отходил в сторону, хотя повсюду заявлял о своей верности. Кабинет министров застыл в ожидании, когда генеральный прокурор нанесет смертельный удар: «Господин президент, полагаю, вам бы следовало обдумать возможность…»
Большинство же простых граждан, следя по телевизору за разворачивающейся на их глазах драмой, испытывали печаль и разочарование. Им были известны две истины, которые игнорировала пресса, — что хорошие люди тоже люди и ничто человеческое им не чуждо, и пока не станут известны все факты, от выводов лучше воздержаться.
Впрочем, никто не сомневался, что когда обнародуют письма, президент падет.
Утром, на третий день после гибели Ингелы Перлман, в Овальный кабинет вошел Джек Колдуэлл. Президент Дейвисон смотрел в окно.
Джек неспешно двигался по темно-синему ковру к столу, за которым сидели многие выдающиеся президенты до Дейвисона, и не переставал размышлять. Ясно, что если этот президент падет, то американская демократическая система даст глубокую трещину, ведь совсем недавно предыдущему президенту объявили импичмент. Теперь система может не выдержать. Активно начнут действовать те, кто рвется к власти, но не может ее получить легитимными средствами. Колдуэлл понимал, что необходимо действовать.
— Джек… — Президент Дейвисон медленно повернулся к Колдуэллу, устремив на него свои темно-карие глаза. Он заметно сдал за эти дни. Они были для него весьма поучительными. Президент много размышлял о том, что стремление к власти корежит людей, превращая их в злодеев. Ради этого они лгут, хитрят, предают. И чем больше власть, тем шире все это. Он сознавал, что кто-то целенаправленно пытается свалить его, но пока не знал кто. Впрочем, это не имело большого значения, поскольку его судьбу решали злополучные письма. Президент имел любовницу-шпионку. — Джек, я решил сложить полномочия.
Колдуэлл медленно покачал головой: