— Разумеется. Ведь твоя мать читает документы, прежде чем ставить под ними подпись? Делай, как тебе говорят, и тогда твое обучение будет безболезненным.
— Но это противозаконно!
— Так же как и колоться наркотиками, напиваться дешевым алкоголем, ездить пьяной за рулем, вступать в случайные незащищенные связи...
Его рука опустилась на бедро, привлекая мое внимание к движению его пальцев. Одному богу известно, что означал этот жест потирания указательного о большой, но это заставило меня задуматься, не борется ли ректор с порывом задушить меня.
Он думает, что я веду себя как последняя шлюха? Распутница? Наркоманка? Что ему вообще рассказали обо мне? И насколько это соотносится с правдой?
— Если я вернусь с синяками домой, папа сравняет вашу психушку с землей, — прошипела я сквозь зубы.
— Когда он увидит тебя снова, от синяков не останется и следа. У нас работает очень квалифицированный медперсонал.
— Что вы имеете в виду? Мы с ним будем видеться каждую неделю. Мне сказали, родители в академии навещают студентов по выходным и…
— Не в этот раз. Это твое первое наказание. Я разрешу родителям приехать к тебе на каникулы, после удовлетворительного отчета по успеваемости и поведению, но не ранее этого.
— Что?! — меня как будто ледяной водой окатило. — Вы серьезно? Я не нуждаюсь ни в лечении, ни в дрессировке! Что меня здесь ждет?!
— Большинство студентов поступают к нас всего на один курс. Но некоторым наша программа может помочь только за два, а то и три курса, — ответил Шереметьев.
Богатый, глубокий и выразительный голос заставил меня сжаться.
— Завтра ты пройдешь серию тестов на способности. Как только я узнаю твой академический уровень, я определю расписание занятий. Но если там окажутся проблемы…
— У меня нет проблем! — перебила я его. — У меня отличные оценки! Я лучшая по всем предметам!
— В вашем университете? Возможно, — его снисходительный тон порядком разозлил меня. — Но учебный план в нашей Академии несравним с другими. Я буду работать с тобой для коррекции поведения.
— В моем поведении нет ничего плохого! — уже сквозь зубы выдавила я.
Шереметьев еле заметно хмыкнул. И я не уловила ни капли сострадания в его холодных глазах. Они обещали невыносимые правила и… что-то еще.
Я замерла от еще одного схожего взгляда. Обернулась и увидела в глубине коридора старика в рясе.
— У вас что, и священник есть?!
— Только для тех, кто сам ищет веры.