Видеокамера внимательно следила за Джо Мессенджером. Он завтракал, механически отправляя в рот кашу ложка за ложкой и листая «Таймс».

С характерным для него безразличным видом Джо одновременно обдумывал свой учебный план в Университете Исаака Ньютона, где он преподавал вот уже четвертый год. Он был профессором компьютерных наук. Углубившись в свои мысли, Джо чуть было не пропустил маленькую заметку в конце рубрики зарубежных новостей «Компания по замораживанию трупов находится в затруднении».

Джо читал «Таймс» каждое утро за завтраком – газета олицетворяла британский дух, подобно мармеладу «Данди» и молоку в бутылках. «Таймс» выходит более двухсот лет – это восхищало Джо, как и все, способное превысить срок человеческой жизни. Например, маленькая рыбка кой-карп, плавающая у него в аквариуме на посудном шкафу за стеной. Карп живет более двухсот лет.

Англия всегда нравилась Джо. Кое-что, конечно, его не устраивало, в частности недостаточное уважение к науке и научным исследованиям. Если в Америке наука священна, то в Англии ученые живут на крошечную зарплату и мечутся в поисках финансирования. Это притом, что именно здесь работают многие величайшие умы мира, во всяком случае наиболее изобретательные. Джо, однако, повезло. В свое время его соблазнили обещанием неограниченного финансирования работы, и до сих пор условия безоговорочно выполнялись. Единственная сложность в его жизни была связана с женой, Карен. И Джо не видел выхода из положения.

Карен была несчастна и всегда расстроена. Некогда она оказывала мужу горячую поддержку, но теперь та сошла на нет. Главным камнем преткновения послужили всевидящие видеокамеры в каждой комнате, на каждой стене. Джо давно уже просто не замечал их, хотя сначала, конечно, он тоже испытывал некоторую неловкость от их присутствия. Спустя две недели после переезда Карен потребовала убрать видеокамеры из спальни и ванной комнаты. Джо вроде бы подчинился. Но потом в ее отсутствие вернул их на место, тщательно замаскировав.

Карен с тоской смотрела на висящий над столом электронный глаз, фиксирующий ее мужа, жующего кашу, трехлетнего сына Джека, листавшего комиксы, ее саму, снимающую крышку с баночки фруктового йогурта…

– Не дожидайся, пока яйцо совсем остынет, – напомнила она сыну.

Мальчик послушно отодвинул книжку и ложечкой отковырнул белок крутого яйца. Положив его в рот, он затеял игру: убрал один из четырех кусочков тоста, разрезанного матерью, а оставшиеся сложил треугольником. Карен влюбленно смотрела на сына.

– Папа… – Ребенок нерешительно обратился к отцу, боясь его побеспокоить. Джо мельком взглянул на мальчика. Осмелев, Джек указал на три кусочка хлеба. – Папа, это треугольник?

Карен почувствовала теплую волну, исходившую от улыбки Джо, обращенной к сыну.

– Да, мой хороший, – сказал он. – А теперь сделай квадрат.

Джек добавил четвертый кусочек и составил квадрат.

– Точно, – одобрил Джо. – Так, а теперь давай…

– Нет, – прервала их Карен. – Он должен сначала доесть свой завтрак. – Она поймала вспышку раздражения на лице мужа и почувствовала себя виноватой.

Она знала, с каким упорством Джо взращивал интерес Джека к науке, и радовалась этому. Однако порой это его стремление граничило с одержимостью; Джо легко увлекался любым делом. Все или ничего.

Как с камерами.

Он утверждал, что через некоторое время она привыкнет к присутствию видеокамер. Но этого не произошло. Временами женщина ловила себя на том, что пытается куда-нибудь спрятаться от вездесущего ока. Но камера со слабым гудением поворачивалась, поднималась, опускалась, фокусируя свой электронный глаз на Карен. Словно напоминала, что никуда от нее не деться. Боже мой! Они ловили каждый миг ее жизни, их жизни. Каждая мелочь, движение или звук поступали в АРХИВ[1] – человекоподобный компьютер, который кодировал информацию в гексадецимальные разряды и запоминал ее.