Но Ревингер теперь знает правду. Мидасу это недоступно – и я хочу, чтобы так и оставалось. И все же, возможно, все вот-вот пойдет насмарку. Возможно, Ревингер его разоблачит. Или, быть может, он просто отравит Мидаса гнилью, не сходя с места.

Тревога сжимает меня, как туго стянутый корсет.

Стражники Мидаса переминаются с ноги на ногу. Возможно, они тоже чувствуют угрозу, как я. Меньше всего, наверное, им хочется снова выступать против Ревингера. В первый раз это сыграло с ними дурную шутку. Но они стражники, и потому выбора у них в самом деле не так уж и много.

Тишина в комнате только усиливает напряжение, и даже мои ленты, как бы больно им ни было, напрягаются, словно в ожидании битвы. Если она и случится, то Мидасу ее не выиграть. Угрозами тут не поможешь.

Похоже, он приходит к точно такому же выводу, потому что я вижу, что Мидас решает отступить. Это требует сил, но его лицо расслабляется, пальцы разжимаются, и он силится выглядеть бесстрастным, а учтивое выражение лица стирает все следы его истинных чувств.

Мидас не дурак. Он знает, как изучать своих противников, и в этот миг понимает, что хозяин положения не он. Когда нет возможности рассчитывать на победу с помощью своей силы, остается вести политические игры.

Вот почему я не удивлена, когда он прочищает горло и произносит:

– Как ты сказал, мы действительно союзники. Поэтому я прощу эту ошибку.

Ревингер наклоняет голову, на его губах мелькает ухмылка.

– Весьма признателен. – Он снова переводит на меня взгляд и подмигивает, после чего выходит из комнаты.

Стоит королю гнили уйти, как я перевожу взгляд на Мидаса, но все его внимание занимают стражники.

– Вы обманули мои ожидания, – говорит им он.

Мужчины напряжены, некоторые из них вздрагивают, когда он проходит мимо них в коридор и говорит так тихо, что я его не слышу. Как только Мидас возвращается в комнату, вместе с ним входят еще десять солдат, и те тут же хватают стражников, которым было велено за мной присматривать.

Мужчины не артачатся, когда их утаскивают прочь, а я с замиранием сердца понимаю, что Мидас убьет их, ведь они стали свидетелями того, что я сделала с этой дверью.

– Не убивай их, – срывается с моих губ мольба, как прорастающее из земли растение, хотя я знаю, что она бесплодна. Как и большинство моих просьб к Мидасу.

– Все кончено, – прищурившись, отвечает он. – Они определили свою судьбу, увидев то, что им не положено видеть.

Горло сжимается от непреложного чувства вины. Не только потому что я потеряла контроль и позолотила женщину, которая заняла мое место, но и потому, что теперь эти мужчины умрут из-за моей силы. Возможно, не от моей руки, но конечный результат неизменен.

Как я сказала Ревингеру, я видела множество смертей.

Возможно, стражникам было бы лучше оставаться гнилым ворохом на полу. Кто знает, какая судьба была бы милосерднее? Возмездие какого правителя они бы предпочли сами?

Я глотаю подступивший к горлу ком, но на сей раз тошнота не имеет никакого отношения к силе Ревингера. Она связана лишь с моими сожалениями и человеком, стоящим рядом.