— Про одного человека, — сказал тот, кого звали Инок. — Знаменитого борца.
— Чемпиона, значит? — понимающе уточнил Сверло. — Знавал я одного чемпиона. Тоже вроде по какой-то борьбе. Сидел в общей хате с
Мужчина на нарах прикрыл глаза. Неделю назад он получил из дома письмо. Жена сообщала, что подала на развод. И, кактолько получит его (поскольку муж находится в местах лишения свободы, она имеет право развестись без его согласия — так ей объяснил юрист), тут же продает квартиру (он в ней уже не прописан), уезжает и забирает с собой их дочку, годовалую Маринку. В Маринке тот, кого звали Инок, души не чаял.
О том случае в столярке он слышал от других сидельцев — те шептались меж собой в строю на вечерней перекличке. Услышал и подумал: а чем не вариант? Ждать до конца срока, чтобы вернуться… куда? И к кому? Или решить все разом, в один миг, затянув петлю у себя на шее…
Ночью он неслышно скатал простыню в тугой жгут и подергал, проверяя на прочность. Должна выдержать. Он и на воле не отличался дородностью, здесь же сбросил еще несколько килограммов — сказалось нервное напряжение и из рук вон скверная кормежка. Менять своего решения он не собирался — его первый Наставник, «черный пояс» и руководитель одной из школ (еще
После того, первого, у него было много наставников — каждый учил его на свой лад, чувствуя в нем не просто благодарного ученика, а
— А ты, дружок, стал классным зверенышем. Только старайся держать себя
Инок — в то время младший сержант Топорков — познакомился с ним во время службы в армии, в маленькой южной республике, отмеченной не на каждой карте. Тотчеловекбыл в чине капитана — не десантного, не спецназовского и даже не пехотного: обычный служака из хозяйственной части, командир над кухней и продовольственным складом. Инок сперва не воспринял его всерьез — только потом, когда, прослышав, что капитан
То, чем владел капитан, трудно было назвать борьбой или рукопашным боем. Скорее, это была изощренная техника убийства — всем, что попадется под руку, начиная с саперной лопатки и заканчивая рулоном туалетной бумаги. А то и просто с помощью незаметного касания кончиком пальца нужной точки. Инок сегодняшний, лежа без сна на нарах, подумал: что бы сказал его учитель, если бы узнал, что его слова оказались пророческими.
А потом он почувствовал на себе чей-то взгляд. И удивился: «хата» спала, он различал храп соседей и под собой, и напротив. К тому же взгляд был… нет, не незнакомый, а какой-то нездешний. Инок открыл глаза. Возле стола стоял мужчина — средних лет, бритый наголо, одетый в футболку и широкие брюки, какие носили где-то в тридцатых, лет шестьдесят назад. Глаза мужчины были серые и внимательные. Инок поежился под их прицелом (впрочем, взгляд был вовсе не угрожающим — наоборот, спокойный и даже немного печальный) и спросил одними губами:
— Кто вы?
— Это не он, — сказал Алеша, едва взглянув на вошедшего.
— В смысле? — не понял Сергей Сергеевич.
— Не он убил тех двоих.
— А, — Оленин прошел вслед за полуночным гостем в комнату и несильно подтолкнул его к дивану. Тот плюхнулся на пятую точку и метнулся взглядом от майора к Алеше и обратно. Будто в разгар празднования годовщины созданной им финансовой пирамиды к нему вломилась налоговая полиция.
— Савостиков Яков Семенович? — спросил майор.
— Ну, — проговорил гость.
Рубашечка в полоску, безликие синие джинсы с унизительным лейблом «made in Kostroma» на заднем кармане, аккуратная челочка, аккуратные очочки в роговой оправе, аккуратная папочка — сейчас, впрочем, в грязных пятнах, будто ее некоторое время возили по мокрой земле.