— Нет. Я рассмотрел ситуацию, насколько это было возможно. Иван ринулся навстречу снегу, потерял равновесие, упал и ударился виском о чугунную ступеньку. Прямо о завиток кованой резьбы.

— Что ж, наконец, это и на самом деле — несчастный случай.

— Меня самого сшибло с ног пургой. Что-то невообразимое творится с погодой. Никогда такого не было.

Пилипенко взял с тумбочки и рассмотрел книгу Агаты Кристи, полистал. В задумчивости поднял голову.

— Глобальное потепление. Глубокая ночь. Давай-ка просто ляжем спать. Утро вечера мудренее. Если в доме и есть кто-то еще, то он должен дать знать о себе.

Жаров запер и забаррикадировал дверь, придвинув к ней тяжелое кресло и стол. Если кто-то захочет войти сюда, то грохот разбудит их. Они и вправду вскоре уснули, а грохот и вправду раздался среди ночи. Жаров вскочил. Баррикада была цела. Эхо далекого звука все еще бродило где-то по коридорам коттеджа.

— Вот он и отметился, — спокойно сказал Пилипенко.

Жаров отодвинул свою импровизированную баррикаду.

— Сейчас я его поймаю, — сказал он с наигранной радостью в голосе.

— Особенно если он вооружен, — угрюмо отозвался Пилипенко.

Жаров схватил со стола чугунный подсвечник и вышел в коридор. Теперь весь коттедж был погружен в мертвую тишину, как это и должно быть в двухэтажном здании, где покоятся пять трупов и один полуживой следователь. Однако кто-то или что-то разбудило их, причем с таким мощным структурным шумом, что стены этого дома содрогнулись. Жаров отметил, что совсем не испытывает страха — ни физического, ни мистического. Храбрец, видишь ли… Между тем через несколько минут тебя могут убить.

Он стал медленно продвигаться вдоль стены, сжимая в руке свое жалкое оружие. В любом случае лучше идти навстречу опасности, чтобы узнать хотя бы, в чем она заключается.

Он осторожно выглянул из-за угла коридора в гостиную. Тело Ивана лежало в том же положении, в каком он его оставил. Жаров прошел по коридору обратно, отворил дверь комнаты Аркадия и там также увидел неподвижное мертвое тело. Дальше была комната доктора. Он представлял, что увидит его там, таким же, как и несколько часов назад, но зрелище превзошло всякие ожидания. Поначалу он даже не понял, что именно видят его глаза — настолько нелепой и фантастичной была эта картина.

Тело доктора лежало на кровати, но все оно было белым, да и сама кровать, и пол вокруг — также были обсыпаны какой-то пудрой, которая кое-где собралась в кучки… Жаров вспомнил странный снег в прихожей. Нет, не то… Он не сразу понял, что обломки, похожие на ломти халвы, — это фрагменты потолка, который обвалился прямо на кровать доктора и изуродовал его труп. Это и был тот самый грохот, который разбудил их. Вот почему комната доктора выглядела ниже, чем другие: часть ее объема занимал убийца — немыслимый, непостижимый, безмозглый, на несколько часов опоздавший со своим покушением… Одно было ясно вполне: здесь нет никого живого, каменный коттедж пуст, безжизнен, но сила, убивающая здесь, существует.

Жаров сидел на стуле посреди комнаты. Пилипенко посасывал пустую сигарету. Он уже не лежал, привыкнув к своему новому положению, а сидел на кровати, спустив на пол каменную ногу.

— Доктор умер дважды, — сказал он. — Не думаю, что потолок в его комнате обвалился сам по себе. Однако оба покушения не соответствуют плану.

— «Доктор — яд», — процитировал Жаров. — Вроде вертится какая-то мысль, но зацепить не могу.

— У меня их целая туча вертится. И ни одной на отлично. Так, троечки. Пять человек умерли насильственной смертью прямо перед носом у следователя. Пуаро отдыхает.

Пилипенко задумчиво посмотрел на книгу Агаты Кристи, лежащую на тумбочке.

— С одной стороны, существует некий странный план убийств, — продолжал он. — По этому плану совершено только одно — «Аркадий — душ». Этот душ был установлен в комнате Аркадия и рассчитан именно на него. В комнате доктора на его кровать обвалился потолок.