Дабт захлопнул книжку и торопливо спрятал ее под свой толстый вязаный свитер: в любой момент сюда могла нагрянуть медсестра - и прости-прощай тогда и Шекспир, и привычные «нелегальные» посиделки. В санатории «Хэдж-Сэппорт» за пациентами следили внимательно: как-никак раковые больные. А значит - интенсивная терапия и строжайшее слежение за их психическим состоянием. Последнее выражалось в регулярных «психотренингах» большими группами на свежем воздухе, ритмичном скандировании речёвок, подвижных играх и тому подобной чепухе, заполнявшей каждую минуту жизни пациентов. Чтобы не могла в эту жизнь просочиться ни одна капелька мрачной философии.

Да, за такое нарушение режима, уже вошедшее в привычку, никого бы по головке не погладили. А им - пятерым старикам, случайно обретшим друг друга, узнавшим себе подобных по застывшему выражению вопроса в глазах, - было нужно, до смерти нужно вот так собираться и говорить, говорить, спорить до хрипоты. О чем? Ну о чем могут спорить несколько человек, приговоренных болезнью к смерти?

- Ты замечательный чтец, Дабт, - улыбнулся Витнесс, желая потянуть эту паузу.

- Спасибо, - сухо ответил тот. - Очень жаль, но я это читал, увы, не для того, чтобы мы могли понаслаждаться стихами.

- Вот уж действительно, - отрезал Скепс.

Витнесс даже дернулся от этой реплики. Голос и внешность Скепса были под стать его имени - острые, резкие, режущие. Худое, вытянутое лицо, назойливые серые глаза. Не сказать, чтобы Скепс его раздражал - но держал в постоянном напряжении своими нигилистскими замечаниями.

- Стихи-то, может, и красивые, - продолжил мысль Скепс, - но подобный бред, положи его хоть на гениальную музыку, бредом и останется.

- Ты не согласен с Шекспиром? - миролюбиво спросил толстяк Детто, самый скромный из компании.

- А почему я должен быть с ним согласен? - взвился Скепс, - только потому, что он великий поэт? Бросьте! Да каждый из нас здесь сидящих знает, что такой страх смерти лучше десяти таких Шекспиров. Господа, прекратите прислушиваться к чужому мнению, прислушайтесь к своим ощущениям! Вы же знаете - и ох, как знаете, - что такое животный страх смерти. Слышите слово? Животный! Страх смерти обусловлен только биологически и на самом глубоком уровне. Вспомните тот момент, когда вы узнали, что у вас рак. Вспомнили?

Лица собеседников помрачнели. Никто опять не смотрел друг на друга.

- Вы почувствовали, физически почувствовали, как что-то холодное заползает вам в душу. Комок в горле, щекотки где-то в животе - вот ваши ощущения. Вспомнили? Панический ужас, лишающий рассудка в первую минуту, и постоянный гнетущий страх все эти дни после. Страх липкий, навязчивый, не отпускающий ни на секунду, несмотря на все эти, - Скепс указал кончиком длинного носа в направлении аллеи, - игры да речёвки. Это что - страх неизвестности? Вы хотите сказать, что этот жуткий страх - результат работы мысли? Ах вот, мол, я не знаю, что меня там ждет, и поэтому боюсь? Бред! Наше желание жить, наш страх смерти спрятаны так глубоко в подсознании, что никакие чисто умственные усилия не в состоянии их победить. Вы тут все эти дни только и делаете, что пытаетесь найти более или менее приличное, благородное оправдание своему животному нежеланию умирать и…

- Ну-у-у, - неуверенно потянул Дабт, - человек - это сложное существо, и нельзя его опускать до уровня зверя, который…

- Чушь! - презрительно воскликнул Скепс и мерзко хихикнул. - Не думайте, что вы тут такие высокие интеллектуалы и коленки у вас трясутся только лишь потому, что вы не понимаете, что вас ждет после того, как вы, пардон, копыта двинете. Вы боитесь, и боитесь точно так же, как тот бычок, которого вели на убой, перед тем как сделать из него котлету, которую мы с вами, между прочим, слопали сегодня на завтрак.

- И все же… Дабт потер лысину и оглянулся на собеседников в поисках поддержки. - Человек - это не зверь, он в состоянии бросить вызов… он может… ведь неоднократно люди подвергали себя риску смерти из любопытства…

- И много таких? - совершенно серьезно спросил Скепс.

- Ну… Я… Э-э-э… вот возьмем сейчас даже не самоубийц, а…