— Я, гражданин хороший, спекуляцией не занимаюсь.
— У меня очень мало времени. Но все же я немного подожду. А потом застрелю тебя как собаку, и кровь зальет эту красивую горницу! Ну!
Григорий Парфенович неотрывно глядел в черную дырку ствола. Потом суетливо встрепенулся, быстро заговорил:
— А я что? Я ничего. Мое дело маленькое. Соберу все, сложу в телегу, ночью вывезу за околицу, там и оставлю.
— С телегой и лошадью?
— Не-е, лошадь я выпрягаю. Следующей ночью забираю телегу, и все.
— И больше ты, конечно, ничего не знаешь… — вкрадчиво произнес Хамит.
— Ничего! — радостно согласился Григорий Парфенович.
— Тебе же платят, собака! Тебе дают деньги! Кто?
— Ну он и приносит.
— Кто он?
— Алимжан. Который возит туда.
Помахивала хвостом лошадь, везя телегу в ночи, всхрапывал конь, привязанный к задку. Хамит лежал на мешке и смотрел в небо.
— Я человек подневольный, — не оборачиваясь, бойко рассказывал Алимжан. — Пригрозили мне — запугали. Вырежем всю семью, говорят. А тебя — меня, значит, — повесим.
— Мне бы удавить тебя, гада, а я тебя слушаю, — с ленивым удивлением сказал Хамит. Алимжан обернулся, улыбнулся:
— Вот и я говорю: там повесят, здесь удавят. А что лучше?
— Лучше — жить по-человечески.
— А как по-человечески?
— Детей растить, землю украшать, работать.
Светлело небо. Светлела степь. Похолодало. Хамит сел в телеге, застегнулся на все пуговицы, поправил фуражку. Дорога пошла под уклон.