— Хорошо. Скажите Видингеру, когда он вернется: у меня в пятнадцать часов.
Шельбаум положил трубку.
— Кое для кого готовится горькая пилюля, Алоис, — сказал он.
— Как вы хотите изобличить убийцу?
— Об этом, можно не беспокоиться. Он у нас в руках. Я теперь начинаю догадываться, что имела в виду Ковалова.
— Именно?
— Да, с этой доской…
Когда Ланцендорф остановился у садовой калитки перед домом Фазольда, ему самому еще не было ясно, чего он хочет от художника. Скорее всего это был приступ отчаяния, причиной которого послужил отказ Карин от дружбы с ним. Карин продолжала считать, что раз ее дядя оказался преступником, то она не имеет права претендовать на внимание порядочных людей.
Не дождавшись ответа на свой звонок, Петер вошел в сад. Слева от дома до самого Старого Дуная тянулся поросший травой откос. Рядом с трухлявым мостком в заросшей камышом воде стоял Фазольд в высоких резиновых сапогах, выталкивал лодку на берег. На прибрежном лугу был заготовлен кругляк, предназначенный для перетаскивания лодки под веранду.
— Добрый день, господин Фазольд, — вежливо поздоровался молодой человек.
Художник вытолкнул лодку на берег, затем приподнял ее носовую часть и положил под дно первый деревянный ролик. Он мрачно хмурился и, казалось, не замечал Ланцендорфа.
— Извините, что я пришел без предупреждения.
Фазольд распрямился, тупо посмотрел на воду.
— Там она жила, — сказал он. — Там…
Молодому человеку стало не по себе: Фазольд производил впечатление не вполне нормального человека.
— Господин Фазольд, я пришел из-за Карин…
— Из-за Карин? — повторил художник, поворачиваясь. — Хорошая девушка, прекрасная девушка. Я ее обязательно нарисую.
— Как жаль, что ее родственники убиты, — мрачно сказал Петер.
— Убиты? — переспросил художник. — Вальтер Фридеман покончил с собой после того, как удушил жену.
Беглая улыбка скользнула по лицу Ланцендорфа.