— Ну?

— Он светлый, почти белый, потому что в основном состоит из обломков легких минералов. Но примесь тяжелых частиц всегда есть, просто мало их здесь. Смотри, что я делаю. — Давид, зачерпнув в вогнутую крышку порцию песка, окунул ее в воду и начал совершать поступательно-вращательные движения, отчего содержимое постепенно смывалось с краев. — Видишь? Так золото промывают, отделяя от рыхлой породы. Оно тяжелое, проседает на дно, вместе с другими плотными минералами. Вот если бросить сюда картечину свинцовую, что получится?

— Если так трясти будешь, на дне крышки окажется, быстро пройдя через песок.

— Вот! Все правильно понимаешь! В водной среде при перемешивании рыхлого грунта тяжелые частицы всегда внизу оказываются. Если нам нужны только они, все, что сверху, надо убирать. Это я сейчас и делаю. Удобнее, когда работаешь специальным лотком, которым проводят опробование, доводку шлихов на приисках, а раньше даже золото добывали из песков на богатых участках. Но лотка нет, вот и горбачусь с крышкой.

— Давид, я не совсем понял, но какое отношение твое занятие имеет к сурьме и ртути?

— Ну, тут тоже все просто. Река длинная, притоков у нее много, песок этот с большой площади выносит, размывая самые разные породы. В том числе и те, где содержатся рудные минералы. Из-за своей тяжести они как раз и оказываются сейчас в этой миске.

— То есть если где-то река размывает месторождения сурьмы и ртути, то проблема решена?

— Необязательно месторождение. Сойдет даже бедное проявление, никому не нужное из-за мизерных запасов. Или древние осадочные породы, в которые превратился песок, принесенный с месторождения. В любом случае в этом шлихе содержание разных металлов гораздо выше, чем в простом песке. Понимаешь?

— Да. Понимаю. И еще я понимаю, что ты гораздо больше знаешь, чем говоришь. Похоже, пытаешься упрощать все, чтобы я понимал.

Давид усмехнулся:

— Ну ведь надо соответствовать. Я же с гор спустился, оставив там ишака и восемь баранов ради того, чтобы мандаринами на базаре торговать.

— А они разве растут в Армении?

— Да какая разница? Главное, что многие в этом уверены. А я вообще в Армении не был никогда. Мама у меня еврейка, а отец армянин наполовину. У евреев родство положено считать по женской линии. Так кто я: армянин или еврей? Сам не знаю. Но мандарины — это ведь святое, не так ли?

— Ну… то, чем ты занимался на моих глазах, при первой встрече тоже можно к ним отнести. Говорят, собирался цех водочный под землей открывать? С размахом, солидно, чтобы спутники ЦРУ не могли шпионить за процессом производства. А то ведь, не ровен час, украдут технологические секреты.

— Не смешно. Водка давно уже не так актуальна, чтобы на такие сложности ради нее идти. Подвал тот приватизирован был, и не только он, а на площадь эту другие планы у серьезных людей появились. Надо было очень быстро собрать все и потом доставить оптом. Только именно все собрать, без исключений, а этот «самоделкин» уперся рогом.

— Понятно. И ты это… Не строй из себя джигита с заснеженной горы, если, как выяснилось, еврейских кровей оказался.

— Говори уж прямо — жидом. Может, еще спросишь, не являюсь ли я заодно масоном?

— Конечно, спрошу.

— Вынужден признаться — я действительно законспирированный масон, невероятно опасный из-за сочетания еврейской и армянской крови. Вон, даже в светлое будущее пробрался и непосредственно в этот самый момент планирую очередной жидомасонский заговор. Пойдешь в соучастники?

— Легко.