Получили мы эту весть случайно: вычитали из скомканной бумажки, спрятанной на дне горшка с кашей, которую прислали нам при очередной "передаче" наши товарищи "с воли".
С последними лучами затухающего заката в душу крадется боль-тоска, тихая, ноющая, неодолимая. Сионистское движение подавляется. Мы, активные, молодые, неделями сидим под сводами Бутырок в ожидании неопределенной судьбы. Погиб прекраснейший, лучший работник-мечтатель, страстный глашатай и строитель Палестины творческого труда. И умер он, как жил — мужественно, скромно, красиво...
И солнце заходит. Заходит... Всё это гнетущей тяжестью валится на душу и выкатывает на глаза неудержимые слезы.
У кого-то рождается идея: немедленно справить по Трумпельдору "гражданскую панихиду".
Быстро прибирают камеру, чистят стол, табуреты, стараются придать обстановке строгий вид.
На меня выпадает обязанность сказать о погибшем первое слово. Поднимаюсь на койку — импровизированную трибуну, но колени дрожат и голос обрывается. Как постичь несчастье, как оценить потерю? Тускнеют слова, не вяжется мысль. Ибо так свежа еще и так кровоточива рана... -Столь же мало удачны речи остальных ораторов. И "панихида" наша принимает другой оборот.
— Товарищи, "Hatikwa"!97 — крикнул кто-то.
— "Scham baarez",98 — добавил другой.
Живо вскочили мы с мест, и мощное пение прорезало сумеречную тишину строгих Бутырок. Гасли на каменном полу золотистые отблески заката, прозрачные тени ползли по камере, но лица наши пламенели и голоса звучали всё громче, крепче, призывнее. Мужественные, радостью напоенные звуки палестинской песни неудержимой волной рвались через железную решетку наших открытых окон, неслись в глубоко, нежно голубевшую вышину, и верилось, что их аккорд замирает там, в далекой Галилее, над свежей могилой у Тель-Хай...
* * *
Это была первая "панихида" по Трумпельдору в тогдашней России...
Раздел четвертый. ОЧЕРКИ О ГЕРОЕ И ЕГО ЭПОХЕ
Симферополь и Крым 1919 года
Личность Иосифа Трумпельдора на каждом его шагу окружена легендами, которые рождались еще при его жизни и продолжают жить спустя много лет после его смерти. И в то же время, его легендарная биография до сих пор изобилует белыми пятнами.
Так, в книге "Белорусские евреи в Израиле"99 Эммануил Иоффе пишет: "В Минске Трумпельдор организовал курсы по изучению Палестины и овладению оружием для подготовки себя к участию в боевых отрядах Эрец-Исраэль и в отрядах самообороны на случай погромов в Беларуси. Когда польские войска в августе 1919 г. оккупировали Минск, Трумпельдор с группой халуцим уехал в Палестину". В Сети также читаем: "В начале 1919 г. в Москве состоялись сначала конференция, а затем и Первый съезд движения, в котором активное участие приняла и молодежь из Белоруссии. Председателем избрали Й.Трумпельдора, а местом нахождения исполнительного комитета — Минск, что привело к появлению в городе большого отряда еврейской самообороны. Отсюда "Гехолуц" руководил нелегальной эмиграцией в Палестину, осуществлявшейся через Черное море и Кавказ".100
Научный консультант — генеральный директор Центрального музея Тавриды Андрей Мальгин.
Эти минские авторы дорожат памятью своего города как одного из центров, где формировались сионистские взгляды И. Трумпельдора, как места, сыгравшего свою роль при отъезде евреев бывшей Российской империи в Палестину. А вот симферопольские авторы, имеющие, мягко говоря, не меньше оснований причислять свой полуостров и его "южную столицу" к яркому пласту жизни этого замечательного человека и солдата, многие годы остаются совершенно равнодушными к теме. Крымский период жизни Иосифа Трумпельдора практически не освещен в отечественной и зарубежной историографии. Сведения об этом до сих пор отрывочны, а их толкования — порой взаимоисключающи.
Между тем, именно из Крыма в июне-сентябре 1919 года Трумпельдором была организована отправка молодежи на земли Эрец Исраэль. Но ни в одном исследовании о жизни Трумпельдора документальных свидетельств о его пребывании в Симферополе и Тавриде не приводилось. Несмотря на общеизвестность этого "эпизода", упоминаемого часто одной строчкой, его общеисторический смысл, его значение в жизни как Трумпельдора, так и Крыма недооценено и даже вовсе не оценено.