Это было неделю назад, а сейчас Максим сидит в самолете рядом с Андреем и Вселдычем и в принципе не понимает, зачем он летит в эту незнакомую ему Горную Шорию. Понимая, что принятое решение является спонтанным и необдуманным, Максим объяснял это тем, что интерес к новому и неизведанному у него, как и у всего человечества, по всей вероятности, заложен в генах.

За размышлениями почти четыре часа полета прошли незаметно. От аэропорта Новокузнецка до железнодорожного вокзала ехали на таком древнем автобусе, что Максиму показалось, что он и с места-то не сдвинется. Но он и с места сдвинулся, и благополучно довез всех до вокзала. Вид из окон автобуса сначала был какой-то нерадостный: бараки, горы угля, карьеры. Максим представил, что они едут по территории необжитой планеты. Даже невысокие горы-сопки вписывались в это его представление. На все Максим смотрел с удивлением, даже люди здесь казались ему другими: они были вроде бы ниже ростом, темнее кожей.

— Да, невеселая, брат, картина кругом, — вздохнул Вселдыч. — В этом богатом крае люди всегда жили бедно и тяжело. Такой вот парадокс.

— Пап, а транспаранты со стихами Маяковского так и не вернули на фасады домов, — заметил Андрей, когда они уже подъехали к вокзалу.

— А что за стихи? — удивился Макс.

процитировал Вселдыч. — Транспаранты давно сняли на реставрацию, да так и не возвращают. Видно, не ожидается еще никакого цветения, — вскользь заметил он.

— Жаль, нам некогда посмотреть город. Ведь дорога из аэропорта — еще не показатель, — поделился мнением Макс. — Вон проспекты, которые тянутся от вокзала, очень даже впечатляют.

— Да город красивый, конечно, и проблемы у него те же, что и у других российских городов, — согласился Вселдыч.

— Ты про дураков и дороги? — рассмеялся Андрей.

— И про это тоже, — улыбнулся и Вселдыч.

На вокзале Макс по-прежнему крутил головой. Не порадовали его и оборванные грязные дети, нищие. Местный поезд «Новокузнецк — Таштагол» тоже не вызвал особого восторга. Все было каким-то серым, темным, словно с налетом запустения, который был почти материален. Основная часть пути прошла ночью, поэтому Макс свои темные очки надел уже в Таштаголе. Здесь почти у самого вокзала были насыпаны горы железной руды.

— Богатство прямо на земле валяется, — кивнул на них Вселдыч. — Мы уже в Горной Шории, Макс. Таштагол в переводе с шорского — каменная ладонь, а видишь ты не монголов или японцев с китайцами, а шорцев — аборигенов, так сказать. Кстати, тесть мой тоже из них. У моей Нинки видел, глаза какие? Это от него — цвет и азиатский разрез, а размер — это уже в мать-славянку. Да, сейчас мы отправимся дальше, это ведь далеко не конец пути, — словно предвидя вопросы Максима, пояснил Вселдыч.

Ехали опять на таком же допотопном стареньком автобусе.

«Они их тут со всей страны собирают или свои консервируют?» — думал Макс, неотрывно глядя в окно.

Горы здесь были невысокие, обильно поросшие лесом. Но горы есть горы, поэтому они все равно возвышаются над всем и всеми и диктуют свои условия: где строить дорогу, где аэропорт, а где меж гор поместится поселок и сколько в нем будет улиц. Почти все улицы поселка, в котором находился аэропорт, были вытянуты вдоль гор, но некоторым из них места в долине не хватило, и они короткими извилистыми линиями забирались в горы.

Сам аэропорт Спасск и здание аэровокзала были небольшими, поскольку воздушный транспорт был представлен только вертолетами — средствами малой авиации. На вертолете предстояло лететь и москвичам, но вылет его по метеоусловиям все время откладывался, а в пять вечера его отменили совсем. Пришлось им сдать багаж в камеру хранения и идти искать гостиницу.

— Ну и что? Целый вечер будем в номере киснуть?! — возмутился Андрей.

— Зачем? Сейчас покушаем, и летите, голуби, летите! Сегодня же пятница, и в здешнем клубе точно будут танцы, — улыбаясь, успокоил его отец.