Я вытащил смену белья и носки. Рубашку и брюки. Кроссовки и дождевик.

— Ты в этом утонешь, но по крайней мере тебе будет тепло.

— Премного благодарен, пан Конрад. Только, прошу, ничего не говори о воде. В этом году я уже достаточно наплавался.

Моя одежда была велика этому юноше на несколько размеров. Его просто поразили застежки-молнии и эластичная ткань. Смутили и пуговицы.

Я был в недоумении. Его куртку украшали бесчисленные пуговицы, но он не знал, что такое петля. Зачем же тогда пуговицы, если нет петель? Вправду ли я в тринадцатом веке, или же мне снится дурацкий сон?

Мои кроссовки пришлись поэту как раз впору. В те времена у всех, что ли, были большие ступни?

Когда я его приодел, он перестал походить на клоуна. Теперь он напоминал бездомного подростка-оборванца.

Мы вернулись к веслам, и Тадеуш тихо сказал мне:

— Пан Конрад, ты слишком добр для этого мира.

— Он ведь еще ребенок.

— Ему только дай возможность — и этот ребенок обчистит тебя до нитки.

— Посмотрим. Сколько должна длиться моя вахта?

— Шесть часов. Осталось четыре. Сейчас полнолуние, река спокойна, поэтому ничего не должно случиться. Если что — буди меня.

Еда и тепло взбодрили юношу, и вскоре он начал рассказывать о себе и своей жизни. Его звали Роман Маковский. По тем временам он был неплохо образован. Он посещал Парижский университет.

Однажды на одной из парижских улиц зарезали студента, а городской совет оставил это происшествие без внимания. Студенты, обвинив купцов, в знак протеста подняли бунт, сосредоточив свое внимание в основном на винных лавках и тавернах. Вызвали стражу, но пьяные драки не прекращались. В конце концов для установления порядка свои силы применила королевская охрана. Двести студентов, включая Романа, угодили в тюрьму, а университет на год закрыли.

Отец Романа, экономивший на всем, лишь бы только платить за обучение сына, ничуть не удивился. Он заплатил за освобождение Романа, а затем лишил его наследства и выгнал из дома.

Роман был безумно влюблен в трех разных девушек, причем чувства его были чисто платоническими. Он бродил по миру в поисках Истины, и душа его была незаживающей раной. В общем, типичный юноша.

В конце концов лодочник приказал ему заткнуться.

Тадеуш хранил свой лук и стрелы рядом с кормовым веслом. Лук был огромным, выше самого лодочника, и толщиной в руку. Я долгое время не мог понять, что же в этом луке странного.

Тадеуш был правшой, и упор для стрелы тоже располагался справа, а не слева, как обычно. Добротно сделанные стрелы, более метра длиной. Я выше Тадеуша на голову, но могу стрелять только 82-сантиметровой стрелой.