— Ты и вправду думаешь, что я впущу его в монастырь?

— Я знаю, что впустишь.

— Знаешь? Ты читал об этом в исторических книгах?

— Нет, отец. Скажем так, я чувствую это.

— Ладно, я подумаю. Но ничего обещать не могу. А вот тебя попрошу кое о чем. Обещай хранить молчание. Ты не должен никому говорить — слышишь, никому! — что ты явился из будущего. Я позволяю тебе сочинить правдоподобное объяснение и рассказывать эту историю всем, кто будет задавать вопросы. Истинное положение обсудит Святая Церковь, но до тех пор, пока не принято решение, ты должен хранить молчание.

— Почему, отец?

— Как почему? Ну, во-первых, потому что я — твой духовник, и я говорю тебе сделать так. Во-вторых, ты представляешь, какие противоречия вызовут твои заявления? Тебе не дадут покоя сотни, а может, и тысячи желающих узнать свое будущее. Не исключено, что какой-нибудь сумасшедший объявит тебя новым мессией. Другие наверняка сочтут тебя исчадием Дьявола и потребуют твоей казни. Ты и вправду хочешь стать объектом такого внимания?

— Боже праведный! Нет, отец, конечно, нет!

— Тогда ты дашь клятву?

— Да, отец. Но какое отношение к этому имеет церковь?

— Самое непосредственное! Я должен отправить своему начальству полный отчет об этом деле. Я уверен, что мой отчет с их аннотациями в конце концов достигнет Ватикана и попадет в руки самому Папе. Вероятно, он отправит сюда своих представителей для выяснения обстоятельств. Затем они сообщат обо всем Папе, и в конечном итоге будет принято решение.

— Решение? Какое?

— Какое? Разве ты не понимаешь, что, возможно, являешься орудием Божьим, посланным по какой-то определенной причине?

— Я не ощущаю себя орудием Божьим.

— Твои ощущения ничего не значат.

— Хм… А как долго будет продолжаться процесс принятия решения?

— Может быть, два года, а может, и десять. Но пока оно не принято, ты не должен это обсуждать. Мне нужна твоя клятва молчания.

— Что конкретно я должен сделать?

— Становись на колени и повторяй за мной…

Я сделал все, как он просил, и произнес длинную клятву. Очевидно, отец Игнаций уже давно думал об этом. Я держу эту клятву, но в ней ничего не говорилось о том, что нельзя вести секретный дневник на языке, который в тринадцатом веке никто не мог прочитать.